ИРЕН
Стоял ничем не замутненный солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошел незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра с лепешкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды.
Мальчик был занят обычным для себя делом: очертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, как это делают настоящие атлеты.
Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.
Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.
– Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно… – начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.
– Времени мало! – Оборвал ее гость. Я пришел к тебе, чтобы сказать, что подошел его срок, – кивнул он в сторону Тилона.
Мальчик оставил прыжки и подошел поближе.
– Неужели срок подошел?.. – пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что ее голос дрожит.
Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе жилистого мрамора, лежавшего слева от входа: отец Тилона собирался вытесать из нее несколько межевых столбов.
– Что ж, – сказал он, перехватив умоляющий взгляд женщины, – если ты считаешь, что мы ошиблись, и…
– Но ты посмотри, ирен, – перебила мать, – ведь он совсем ребенок, даром что подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы сообщили об этом Совету старейшин…
– Не люблю пустопорожние разговоры, – отрезал гость. – Если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – не договорив, он точным щелчком сшиб прыгнувшего на рукав зеленокрылого кузнечика.
– Полно тебе, ирен, – потупилась мать. – Можешь забирать его.
– Что значит – забирать? – возвысил голос гость. – Ты что, одолжение Спарте делаешь? Я не Пифагор и не Евклид, но до семи считать умею.
– Ты считаешь, как надо, ирен, – примирительно произнесла мать. Если кто и ошибся, так это я.
– То-то.
– Зайди в дом, освежись холодным молоком.
– Некогда. Нужно до захода обойти с полдюжины дворов, таких, как твой… Тебя как зовут? – внезапно обратился гость к Тилону.
Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.
– Его зовут Тилон, – сказала мать.
– Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом ирен. – Ишь, каким зверенышем смотрит!
– Он еще слаб после болезни…
– Вот мы и хотим сделать его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнес ирен явно чужую фразу.
– Понимаю…
– Короче, готовь парня в дорогу. Завтра на рассвете приду за ним.
– Я напеку лепешек…
– С собой можешь дать ему только одну.
– А шкуру выделанную можно дать ему?
– Нет. Все, что положено, он получит на месте, – с этими словами гость удалился, так и не войдя в дом.
Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел на крыльцо и прижался к матери.
– Вот и кончилось твое детство, сынок, – грустно произнесла она, погладив жесткую курчавую голову, почти не знакомую с гребнем.
– Мама, а что означает слово ирен? – выпалил Тилон вопрос, вертевшийся у него на языке.
– Завтра. Все завтра узнаешь, сынок, – вздохнула мать. И какой варвар выдумал такие жестокие законы? – тихонько добавила она, оглянувшись.
Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон все время рвался, словно прохудившийся мешок. А родители и вовсе не уснули. Они все время перешептывались, думая, что мальчик их не слышит.
Под утро, едва Тилон погрузился в тревожный сон, его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном.
Он поднял тяжелую голову. Перед ним стоял на коленях отец, губы у него тряслись.
– Храни тебя все олимпийские небожители, сынок… – пробормотал он.
– Эй, пошевеливайтесь! – донесся с улицы нетерпеливый крик, в котором Тилон узнал вчерашнего гостя.
– Мы готовы, ирен, – крикнула мать, которая справилась наконец с тяжеленным мехом, собранным сыну в дорогу.
Тилон выскочил на улицу. Близ дома стояли с десяток мальчишек примерно его возраста. Сбившись в кучку, они не без робости поглядывали на ирена, вооруженного палкой. «Как пастух со стадом», – мелькнуло у Тилона.
Мальчик замешкался.
Следом вышла мать. В одной руке она держала полный козий мех, в другой – сандалии Тилона.
– Стань со всеми, Тилон! – велел ирен.
В это время мать выронила мех, по земле покатились лепешки.
Ирен не спеша подошел к матери.
– Плохо ты выучила законы Спарты, женщина, – произнес он. Затем взял у нее из рук сандалии и перебросил их через забор – сначала одну, затем другую.
Только теперь Тилон обратил внимание, что все мальчишки были босыми.
– Забирай хлеб и ступай в дом, – сказал ирен. – И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный!
Плечи матери сгорбились, она повернулась и пошла к калитке. Отец так и не вышел: видимо, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты.
– Двинулись! – сказал ирен, ударив палкой о землю, и ребята, поднимая пыль, двинулись вдоль улицы.
До самого поворота Тилон оглядывался, но разглядеть мать мешали слезы, застилавшие глаза. Она стояла у ворот неподвижно. Словно мраморное изваяние, которое возвышалось на городской площади.
Вскоре небольшая группа, разбившаяся по команде попарно, миновала селение и вышла на проселочную дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали.
Тилон немного освоился. Кровь разгорелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: бархатная пыль слегка холодила ноги. С ним в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул его локтем, тот ответил.
– Как ты думаешь, сколько ему лет? – тихонько спросил Тилон.
– Кому?
– Ирену, – чуть громче пояснил мальчик.
Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно пошевеливающиеся лопатки ирена. Легкий рассветный ветерок едва шевелил его шевелюру, схваченную узким кожаным ремешком.
– Лет двадцать.
– Точно, – согласился Тилон. – Ему не больше двадцати.
– Тише! – прошептал испуганно остролицый. На них оглядывались: перед тем, как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать «военную дисциплину», попутно объяснив, что ирен означает начальник группы и все должны ему беспрекословно подчиняться.
– А чего бояться? – громко произнес Тилон. – Трусишки.
Он шагал в самом конце колонны, и ирен не слышал крамольных слов: утро вступило в свои права. В кустах на все лады распевали пичужки, стрекотали цикады, издалека донеслась протяжная жалоба осла.
Безнаказанность придала Тилону смелости.
– Нашему ирену двадцать лет,
А он шагает с палкой, как древний дед! – выкрикнул Тилон и первый захохотал.
Ирен внезапно остановился и резко обернулся. Колонна замерла в клубах пыли, которая медленно оседала на дорогу.
Он оперся на палку:
– Кто сказал?
Колонна молчала.
Он повторил вопрос и медленно прошелся вдоль рядов, вглядываясь в лица. Встречая его взгляд, мальчики опускали глаза.
– Значит, среди вас есть трус, – произнес он голосом, не предвещавшим ничего доброго. – Нечего сказать, хорошо начинает свой путь новая агела! Ладно, посмотрим, каковы остальные. Пусть тот, кто заметил крикнувшего, укажет его.