«Значит, это его записку нашел Голубев!» — отметил про себя Леднев.
Парторг между тем продолжал:
— Я беседовал с девушкой. Она производит хорошее впечатление. Но я очень уважаю жену Ергина и потому не хотел, чтобы она узнала об этом увлечении. «Кончай!» — настаивал я. Тот только усмехался в ответ. Он знает толк в людях — подобрал себе отличных специалистов. Все у него не просто работают — творят. Вероятно, из-за этого ему многое прощают. И у меня рука не поднялась. Ергин одновременно отталкивает и вызывает симпатию. Вот, скажем, Кадыров: вернулся из заключения, а Ергин на это не посмотрел.
— Вы считаете, что он поступил неправильно? — осторожно спросил Леднев.
— Ну что вы! — геолог даже обиделся. — Когда человек возвращается к жизни, ему, конечно, надо помочь.
— А знаете, Кадыров исчез.
— Тут какое-то недоразумение, — удивился Гулямов.
— Разберемся, — заметил майор. — Так что вы еще скажете о Ергине?
— В ту ночь он был у своей учительницы.
— Назовите, пожалуйста, ее фамилию. Ведь не такая уж это тайна, — подбодрил его майор.
— Действительно, — согласился Гулямов. — Ибодат Алимшоева…
Служебная телеграмма из Свердловска в Душанбе:
«Росляков Дмитрий Иванович задержан в аэропорту при попытке приобрести билет по чужому паспорту на имя Валейского Андрея Андреевича».
Ответная телеграмма в Свердловск:
«Для опознания и конвоирования задержанного вылетаем рейсовым сегодня».
Словно сговорившись, все они один за другим шли к майору Ледневу. Он с трудом узнавал этих людей, потому что были в другой одежде, привели в порядок или вовсе сбрили бороды.
Чувствовалось, что геологи многое передумали за минувшие дни и потянулись к Ледневу, который обещал разыскать убийц. Теперь каждый всячески стремился помочь следствию.
Майор отметил, что все хотели подчеркнуть, какими замечательными людьми были Голубева и Сенин.
— Он называл меня Фальконе, — рассказывал седой, с молодым лицом геолог. — То ли по некоторому сходству фамилий, то ли потому, что я занимаюсь лепкой. До Фальконе мне, конечно, далеко. Я никогда не создам «Медного всадника». А Юрий уверял, что смогу, и отправлял моих собачек и зайчиков на какие-то выставки. Я даже премии получал…
Все много говорили о Сенине, и было даже обидно за Голубеву, хотя о ней тоже отзывались хорошо. Майор понимал: Сенин был человеком незаурядным, к нему каждый тянулся. Теперь его долго не будет хватать этим людям.
Как бы между прочим Леднев просил охарактеризовать того или иного участника геологической партии.
О Ергине мнения разделились.
17
— Прошу учесть чистосердечные показания, — заученно проговорил Росляков, когда Музаффар-заде включил магнитофон.
«Думаю, и вы разберетесь, — начал Росляков. — Вот люди в космос летают, и я бы не прочь. Только ведь звезды где? А квартиры… Их что звезд — не перечесть. Я дверным замкам оценку даю, вроде как ОТК. Вы зря меня привезли сюда, гражданин следователь. Завязал я, честно говорю: все! В новую жизнь подался Митька Тля. А что мадам представился под чужим именем, так это чистой воды случайность. Нашел корки, развернул — товарищ Валейский! Рад бы познакомиться, к тому же на фотокарточке очень уж похож на меня. И помчал меня поезд в звездную даль. Мир, думаю, не без добрых людей. Начну жизнь — закачаешься!
«А ты кто будешь, как звать-то тебя?» — спрашивает новая знакомая. Тут я ей и скажи: звать, мол, Андрюшкой, по батюшке — Андреевич. Валейский, словом. Горняк. И паспорт сую для пущей важности. Она начала листать. Ну, влип, думаю. А что как женат мой Андрей Андреевич? Я ведь в такие подробности не вдавался. Разлетимся, думаю, как скорые поезда.
Вдруг она: «Милый, хороший!» Выходит, я не женат. Ай, спасибо, Андрюшенька, — не поторопился, не женился еще.
Отдохну-ка я, думаю, у этой красотки недельку-другую, А она хоть и не теща, но язык во рту не умещается. Раззвонила всем: мой муж, Валейский Андрей Андреевич. С участковым даже познакомила. Ладно, думаю, ты меня еще вспомнишь. А дальше как было, так было. Не отрицаю. Учить таких надо, гражданин начальник…»
Капитан Бабаев не сразу разыскал председателя колхоза «Победа».
— Вы что, раис,[17] специально от меня прячетесь? — спросил он, поглаживая усы. — А причины-то хоть есть?
— Ну, если милиция пожаловала…