Кадырова знобило. «Это я навел его на геологов!» — казнил он себя. Не сразу осознал, что совершил ошибку, скрывшись так нелепо от следствия. Как теперь быть? Ведь первый же вопрос будет: «Объясните свое поведение».
Кадыров не заметил, как набежали густые темные тучи. Спасаясь от беспощадного секущего дождя, побежал к автобусной остановке. Желтый «Икарус» приветливо распахнул двери. Ливень хлестал по стеклам, убаюкивал.
— Товарищ, конечная остановка!
Кадыров удивленно открыл глаза:
— Г-где мы? В аэропорту?
А если все же поверят?! Нерешительно подошел к кассе:
— Б-билеты в Душанбе есть? — И протянул паспорт.
— Кадыров?
— Н-ну да. — Он не заметил волнения пожилой кассирши, старательно выводившей его фамилию на билете.
До вылета еще оставалось время. Он купил сосиски в буфете, подошел к высокому круглому столику на металлической ножке. Интуитивно почувствовал, что кто-то пристально смотрел ему в затылок. Кадыров обернулся. Старшина милиции! Что за чертовщина! Да ведь это и не старшина вовсе. Офицерские звездочки на погонах.
19
Из протокола дополнительного допроса обвиняемого Рослякова Дмитрия Ивановича:
«— Почему интересовались Голубевой?
— Неравнодушен к женскому полу.
— А Сениным?
— Не помню. Может, позавидовал. А может, не интересовался совсем.
— Почему затеяли драку в ресторане?
— Не знаю, как это все получилось. В общем, мест в ресторане не было, а за соседним столиком — важная персона: никого не подсаживают. Я таких людей терпеть не могу. Потом он в наш разговор вмешался, словечком мудреным хотел взять. Тут уж я и совсем не сдержался.
— О чем вы с ним говорили?
— Не поверите — о Ленинграде. «Вот ты, мол, такой образованный, а какая из себя одна там скульптура?» У нас до этого свой разговор был. Тут он все и напутал. Мы стали громко смеяться. Официантка подлетела, успокаивает. Он прямо бешеным стал: «Ты Мавричева еще не знаешь!» — кричит мне. «А я Сенина знаю, — говорю, — не сравнить с таким ничтожеством, как ты». Короче, врезал ему.
— Больше вы с Мавричевым не встречались?
— Считайте, что в этом отношении ему повезло».
Здание прокуратуры оказалось такого же дымчатого цвета, что и море, с которым Кадыров расстался всего несколько часов назад. Опять на него нахлынула неуверенность. Боясь, что передумает, он быстро зашагал к стеклянным дверям.
Музаффар-заде сразу узнал его.
— В-вы меня помните? — спросил Кадыров следователя дрожащим голосом.
В разговор вмешался телефонный звонок.
— Все в порядке, — прогудела трубка. — По-моему, Кадыров не заметил, что мы «вели» его от трапа самолета, — сказал Леднев.
Сабурова никак не могла вспомнить фамилию юриста. Зато диалог, который произошел между ними, прокручивался сам по себе, словно испорченная пластинка:
«— …Вот такое мое дело. Но меня ведь не лишали материнства.
— К сожалению, ничем не могу помочь. Кодекс о браке и семье дает Ваганову право требовать возврата дочери. К тому же и лишение родительских прав не избавило бы от обязанности платить алименты на содержание ребенка.
— Да разве это меня пугает? Просто я не могу остаться без девочки.
— Ошибку, которую в свое время вы совершили, очень трудно теперь исправить. Попробуйте договориться с Вагановым. Не поможет, обратитесь в суд со встречным иском. В любом случае вы сможете регулярно ее видеть…»
20
Несмотря на поздний час, капитан Бабаев твердо решил закончить свои дела в колхозе «Победа». Могучая, в три обхвата чинара точно обозначила калитку, в которую он постучал.
— Так это вы здесь живете?.. — удивился Бабаев. Перед ним стояла заправщица с бензоколонки. — Стареть, видимо, начинаю, совсем забыл.
— Что это ты, губа-дура, на себя наговариваешь? Заходи лучше, гостем будешь.
— Сын у тебя? — припомнил Бабаев, тоже переходя на «ты».