С трех сторон к вышке подступали пески, с четвертой — камышовые заросли: они зеленой каймой оторачивали берег.
Река гнала вниз на юго-запад подернутые пятнами мазута и нефти воды. Подгоняемые течением, кружились смытые с берегов коряги. Кое-где река расширялась, заливая поросшие тугаями островки.
Вдоль дозорной тропы, постепенно забирая влево, тянулись телеграфные столбы. В хорошую погоду было видно, как они, перевалив через холмы, пристраивались к линии железной дороги.
На одном из холмов, который мало чем отличался от других, кружился, словно заведенный, дельфин. То ли у него были перебиты плавники, то ли просто не хватало сил, но ему никак не удавалось приподнять свое тяжелое, будто налитое свинцом тело. В действительности это был не дельфин, а самая обыкновенная локаторная установка.
Горячий воздух обжигал лица, дышать было трудно. Николай Бегалин, солдат первого года службы, то и дело спрашивал у старшего наряда:
— Какая сейчас температура?
Ефрейтор Ковалдин отвечал спокойно:
— Градусов тридцать пять, не больше. — На самом деле было под пятьдесят, но так, ему казалось, Бегалину легче будет переносить жару.
Буксирный пароход отошел от Фирюзевара, стал медленно пересекать реку. За ним покорно потянулись трюмные баржи.
Теперь наряд сосредоточил внимание на буксире и баржах. Из-за острова на большой скорости вылетел пограничный катер.
Ковалдин повернул бинокль в сторону пристани. Там уже стояла досмотровая группа во главе с офицером.
Начальник отряда полковник Заозерный сидел в своем кабинете за огромным столом, обтянутым зеленым сукном. Перед ним лежала оперативная карта. Чтобы она поместилась на столе, полковник убрал чернильный прибор и слегка потеснил бронзовую фигурку Дзержинского — подарок друзей по шахте «Комсомольская». Преподнесли в тот самый день, когда после событий на озере Хасан и Халхин-Голе он уезжал на границу по комсомольскому призыву…
Полковник потер виски, чтобы прогнать усталость. Первичное заключение судебно-медицинской экспертизы мало что дало: кровь ярко-красного цвета, как при отравлении некоторыми функциональными ядами, что зависит и от присутствия оксигемоглобина. Однако ярко-красная кровь бывает также при сильном охлаждении, а неизвестный долгое время пробыл в воде.
Специальным самолетом труп отправили в столицу республики, чтобы подвергнуть судебно-химическому исследованию.
Тем временем стали поступать сведения из сельских и поселковых Советов. Нигде пока не обнаружили исчезновения человека. Полковник не сомневался, что и из других мест получит такой же ответ. Он догадывался, что неизвестный пытался скрытно перейти границу, но по той или иной причине это ему не удалось. Значит, враг постарается перебросить к нам другого агента. С каким заданием, пока сказать трудно, но в любом случае нарушитель должен быть обезврежен. Где вот только пойдет этот другой нарушитель и когда?
Полковник всматривался в зеленую пунктирную линию, обозначающую на карте границу, и выискивал возможные места. Затем он приказал дежурному по отряду созвать начальников отделений и служб на короткое совещание.
— Прошу внимания, товарищи офицеры, — сказал Заозерный, когда все собрались. — Поступил приказ: граница переходит на усиленную охрану…
Солдату надо служить
Буксирный пароход «Медуза» причаливал к берегу. Капитан передвинул ручку машинного телеграфа на «стоп».
Буксир задел бортом деревянный причал, выплеснул на берег изрядную порцию воды.
Матросы на баржах торопливо освобождали чугунные кнехты от тросов. Описав дугу, тросы полетели на берег и обвились вокруг мертвяков.[1]
Капитан спустился с мостика встречать пограничников. Это был уже старый человек с усталым лицом. Во рту трубка, словно приклеенная к нижней губе.
Старший лейтенант Мансуров — начальник КПП — сегодня сам возглавлял наряд. Как только на пирс был переброшен трап, он с младшими контролерами поднялся на судно.
— Здравствуйте, Максим Максимович, — приветствовал он.
Тот молча пригласил начальника КПП к себе в каюту. Мансуров пропустил его вперед и пошел следом. В каюте было тесно. Капитан выдвинул откинутый к стенке столик и достал из небольшого, привинченного к полу сейфа паспорта. Один за другим он передавал их старшему лейтенанту. Мансуров раскрывал темно-коричневые с золотым тиснением корки[2] и медленно перелистывал чуть зеленоватые листы. Не обнаружив в них ничего подозрительного, попросил судовую роль.[3] Сверив ее с паспортными данными, вернул капитану и взялся за грузовые документы. В это время младшие контролеры, ознакомившись с накладными, стали проверять баржи.
2
Такой паспорт удостоверяет личность советского моряка во время службы на судах заграничного плавания как в иностранных портах, так и в пределах пограничной зоны СССР.