Жизнь на заставе шла своим чередом. Август был таким же знойным. Пески за ночь не успевали остывать и, едва показывалось солнце, сразу накалялись, обдавали жаром.
В колхозных садах собирали урожай. Старшина Пологалов привез из районного центра машину, доверху груженную дынями и арбузами. Это был шефский подарок.
Происшествий на заставе не было. Разве что Бородуля еще не привык к пограничной жизни. Если бы кому-нибудь вздумалось вести дневник, то он выглядел бы примерно так:
2 августа. Утро. Бородуля держится молодцом. Никто не говорит ему о сне на границе, и никто вроде бы не догадывается, что он струсил. (Бородуля забыл, что говорил тогда в наряде сержант Назаров.) Впрочем, конечно, он не струсил, а просто чепуха какая-то приключилась со звездами.
Вечер. Бородуля беспокойно поглядывает на закатывающееся солнце. А вдруг правда Большая Медведица исчезла, потому что с ним что-то творится?
На боевом расчете Бородуля ерзает, и начальник заставы делает замечание. Что-то не очень хочется идти на границу. Назначают дневальным по конюшне. Отлично!
3 августа. Утро. Бородуля занят уборкой в конюшне. Что же — дело привычное. Смехота с этими самыми звездами!
Он залезает на станок и видит в узкое окошко небо. Синее, вовсе не страшное. Как дома. А вечером будет в звездах.
День. Бородуля спокоен — придет ночь, и он увидит Большую Медведицу.
Вечер. На боевом расчете капитан Ярцев объявляет, что Бородуля назначается часовым по заставе.
4 августа. Он заступает на пост с двух часов ночи. Звезды кружатся над головой. Сейчас Бородуля найдет Большую Медведицу. Но почему сейчас? Он подождет немного. Вот обойдет десять раз вокруг заставы. И еще десять. И еще пять…
Под утро решается наконец поднять глаза к звездам. Но тщетно ищет он Большую Медведицу. Постепенно ему снова становится не по себе.
Дежурный по заставе, младший сержант Ковалдин, проверяет службу часового. Бородуля докладывает, что происшествий нет, и вдруг озадачивает вопросом:
— Товарищ младший сержант, а где сейчас Большая Медведица?
Ковалдин не понимает вопроса, отвечает шуткой:
— Наверное, в берлогу пошла: каждому свое время.
День. Бородуля спит после смены с поста.
Вечер. На боевом расчете Бородуля узнает, что выйдет на границу ночью с лейтенантом Пулатовым.
5 августа. 3 часа 30 минут. Дежурный по заставе старшина Пологалов будит Бородулю. Вставать не хочется, да что поделаешь — служба! Солдат садится на койку и вспоминает, куда засунул портянки: вроде бы в сапоги. Но портянки оказываются на задней перекладине под койкой.
3 часа 45 минут. Бородуля седлает коней.
4 часа 02 минуты. Бородуля, плавно покачиваясь в седле, едет за лейтенантом Пулатовым. Опять над головой шмели-звезды, и опять не видно Большой Медведицы.
13 часов.
— Подъем!
«И кто придумал это проклятое слово! — негодует Бородуля. — Всю душу выворачивает!»
Глаза у него еще закрыты. Знает, что время обедать и свое отоспал, но вставать не хочется. После обеда на стрельбище, или черт знает что еще придумает командир отделения.
— Бородуля, поднимайтесь! — Это уже голос Пологалова.
Бородуля чуть заметно приоткрывает один глаз. Точно, рядом с сержантом Назаровым стоит старшина.
— Если ему позволить — целый день проспит! — недовольно говорит командир отделения.
Бородуля, сопя, идет к умывальнику. Намыливается, а воды нет. Глаза щиплет. Вот чертова служба!
— Погоди, сейчас принесу! — Кто-то гремит ведрами.
По слуху Бородуля определяет: Бегалин, дружок Кошевника. Больно нужна его помощь!.. А впрочем, пусть, пусть несет…
10 августа. «Каша пригорела, что ли?» — думает Бородуля, ковыряя металлической ложкой в металлической миске.
Рядом за столом — Кошевник. С аппетитом ест такую же гречку с мясной подливой. У него деревянная ложка и миска особенная — с расплющенными краями, словно перевернутая шляпа. Раз-раз, и бежит за добавкой.
Бегалин — тот стеснительный. Ест спокойно и обязательно немножко оставит. С Бегалиным, пожалуй, Бородуля не прочь подружиться.
Солнце раздвигает камышовые стены летней столовой, и ветер закидывает песок. Это он хрустит на зубах и горчит, а повар ни при чем, и каша не пригорела.
Никита опять садится рядом. Усиленно работает ложкой. Подобрал все до последней крупинки. Сейчас начнет приставать.
— Послушай, Бородуля, тебе каша не нравится?
— Отвяжись, ефрейтор.
— Ошибаетесь, рядовой Бородуля. Я не ефрейтор, а старший матрос.
— Ясно, товарищ ефрейтор!
— Старший матрос!
В столовой появляется командир отделения.
— Поели, Бородуля?
Солдат невнятно ворчит.
— Не понял. — Назаров сдвигает брови.
Бородуля вздыхает: ну абсолютно никто не понимает его на заставе!..
Вскоре после того, как при переходе государственной границы был задержан агент иностранной разведки, к начальнику узла связи Южногорска зашел человек в сером спортивном костюме.
— Капитан госбезопасности Харламов, — представился он.
— Чем могу служить?
— Не исключено, что в ближайшее время поступит телеграмма по этому адресу. — Харламов протянул небольшой листок. — Нужно, чтобы ее доставил надежный человек.
— Скажем, Зоенька Иванова. Проверенный товарищ. Активистка, дружинница.
Последний довод пришелся Харламову особенно по душе.
— И пожалуйста, предупредите меня сразу, как придет телеграмма, — сказал он, прощаясь. — Вот телефон.
Начальник узла связи позвонил через день.
На телеграфе капитана дожидалась невысокая курносая девушка. К борту ее форменного костюмчика был прикреплен комсомольский значок.
Харламов познакомился с Зоенькой и объяснил, в чем суть дела. Ей предстояло доставить телеграмму по указанному адресу некоему Степану Васильеву. Харламов предупредил, что, как ему известно, такой человек здесь не проживает.
В общем, Зоенька все поняла, все хорошо запомнила и направилась выполнять поручение. Она долго шла глухими переулками, всматриваясь в номера домов, и наконец остановилась возле приоткрытой калитки.
На яростный лай бульдога вышел усатый мужчина. Девушка узнала его: это был известный в городе парикмахер. Но капитан Харламов запретил ей удивляться, и Зоенька сказала равнодушно:
— Товарищу Васильеву телеграмма.
— А сейчас, сейчас! — засуетился Василий Васильевич.
Почтальонша подала ему квитанцию и карандаш. Бульдог перестал лаять. Зоенька испугалась, что дамский мастер услышит, как стучит ее сердце. Однако он, шевеля усами, спокойно расписался в квитанции и получил телеграмму.
Зоенька, как и велел Харламов, тут же повернулась. Но не успела она сделать и несколько шагов, как Василий Васильевич окликнул ее:
— Постой, дочка! А ну-ка, поди сюда.
Ей стало страшно. Вернувшись, она невольно оглянулась: в переулке — никого. Василий Васильевич со смущенным видом возвратил телеграмму:
— Ты что же, милая, не по адресу вручаешь?
— Как не по адресу? — осмелев, спросила Зоенька. — Улица ваша? И дом ваш?
— Действительно так. Только я не Васильев, а Василий Васильевич. Читаю: «Ходжиев». Думаю: кто такой? «Возможно, приеду…» А я никого не жду… Смотрю: «Васильеву». Вот-те и на!.. Адресок-то перепутан.
— Как же быть? — растерялась Зоенька.
— Да никак. — Василий Васильевич пошевелил усами. — Неси обратно, а расписочку мою порви.
Девушка пожала крутыми плечиками и взяла телеграмму. На ее курносом личике было недоумение. Василий Васильевич засмеялся: