И стало Ярцеву обидно. Тот спрашивает: как он? А чего он добился? Начальник заставы, капитан. Нет спору, у него очень почетная должность. Но когда тебе уже под сорок и на лицевом счету почти двадцать лет выслуги…
Давным-давно Ярцева назначили начальником заставы и присвоили звание старшего лейтенанта. Он любил службу и вывел свое подразделение в передовые, а когда стал капитаном, его чуть было не перевели в штаб. Но в последний момент вмешался начальник отряда:
— Жалко отпускать вас с заставы.
— Ну и не отпускайте! — чистосердечно воскликнул Ярцев.
— Ладно, — сказал начальник подумав. — Еще годок послужите на заставе, а там обязательно — в штаб.
Прошел год, но перевели с повышением не Ярцева, а начальника отряда. Вскоре на инспекторской проверке застава вновь получила отличную оценку. Генерал — начальник штаба округа — сказал:
— Собирайтесь, товарищ Ярцев, в округ. — Но потом вдруг изменил свое решение: — Пусть-ка он еще покомандует заставой! — И перевел на оперативно важное направление, в Реги-Равон.
В прошлом году командование отрядом принял полковник Заозерный. Узнав, что Ярцев «засиделся» на заставе, он позвонил в округ:
— Надо выдвигать человека!
Генерал согласился:
— Правильно. Заберем Ярцева в соседний отряд. С повышением.
Однако полковник не захотел отпускать Ярцева:
— Сами что-нибудь придумаем, товарищ генерал.
— Что ж, придумывайте! — Генерал знал, как трудно расставаться с хорошим офицером.
Затем как-то освободилась должность в отделении службы, и Заозерный тут же связался с генералом:
— Я насчет Ярцева.
— Поздно, — с сожалением ответил генерал, — Москва уже прислала другого офицера.
Конечно, Ярцев мог подождать. По правде говоря, ему жалко было расставаться с заставой. Но постепенно стала расти обида. А тут вдруг еще это письмо от друга. Капитан сразу почувствовал себя разбитым, и напряжение последних дней обрушилось на него страшной усталостью. Лечь бы сейчас и выспаться, ни о чем не думая.
— Товарищ капитан!
Это старшина Пологалов принес накладные. Надо было проверить их, подписать. Едва за старшиной захлопнулась дверь, как вошли командиры отделений.
Ярцев просмотрел их конспекты. Потом приехал оружейный мастер. Начальник заставы показывал ему боевую технику. Потом беседовал с пограничниками. Потом инструктировал наряды…
Дефицитный товар
Электричка осторожно подкатила к перрону. Лейтенант Пулатов пропустил вперед Горского. Капитан сошел на платформу, одной рукой придерживая плащ. Он казался удрученным и молчал.
Пулатову тоже не хотелось разговаривать — слишком неожиданной была их встреча, и в голове не укладывалось, что вот есть человек, который мечтает о той же девушке, что и он.
Пулатов был знаком с ней третью неделю, с того самого дня, как убедился, что телевидение — величайшее изобретение человеческого гения. На экране возник лесопитомник. Пулатов узнал, что здесь находится одно из редчайших растений мира — гинкго. Его называют «живым ископаемым», потому что оно известно еще с палеозойской эры. Гинкго относится к хвойным растениям, хотя у него широкие клиновидные листья.
В естественном виде оно сохранилось только в горах Южного Китая.
Больше ничего о гинкго Пулатов не слышал: внимание его привлекла миловидная девушка, научный сотрудник питомника, очень смущавшаяся перед объективом. Корреспондент телевидения обратился к ней с каким-то вопросом и назвал Людмилой Андреевной. Пулатов тут же запомнил это имя, а на следующий день, кое-как справившись с лечебными процедурами, помчался в Чистые Воды.
Вот так же тогда накрапывал дождь и по перрону гулял ветер. Готовился к отправлению скорый Москва— Южногорск. Поблескивали цельнометаллические вагоны. На стеклах застыли крупные капли.
По перрону, прижав к коленям платье, уныло брела продавщица мороженого. Да вот и сейчас она идет навстречу. Увидела лейтенанта и улыбнулась. Третью неделю он покупал у нее мороженое и всегда был в отличном настроении. Сегодня продавщица удивилась: лейтенант едва кивнул ей. А она уже достала эскимо.
Но все мысли Пулатова были о другом. Тогда он нашел Людмилу и будто невзначай спрятался от дождя в том же павильоне, что и она. Потом они вместе ехали в город, он сел в тот же автобус, тоже будто случайно. Она сошла у вокзала, и он тоже. Решил: будь что будет! — догнал ее, извинился, рассказал, как смотрел передачу. Она очень смутилась и, пробормотав что-то несвязное, постаралась от него избавиться. Но он все-таки проводил ее до дому. А назавтра пришел опять. И так каждый день…
Лейтенант недружелюбно посмотрел на Горского.
— Вы напрасно на меня сердитесь, — сказал капитан.
— Я не сержусь.
— Эх, Лена, Лена, — вздохнул Горский. — Ну кто бы мог подумать, что она водит меня за нос. А ведь у меня были самые серьезные намерения. Понимаете, мне вот уже далеко за тридцать. Вы, конечно, моложе. Я все время в плавании. И вдруг встретил Лену…
— Постойте, — перебил Пулатов. — Почему Лену?
Горский пожал плечами:
— Ну потому, наверное, что такое имя ей дали родители. Или вас удивляет, что я не называю ее Еленой Андреевной?
— Людмилой Андреевной, — сухо поправил лейтенант.
— Еленой, — мягко сказал Горский. — Мою девушку зовут Еленой.
Лицо у Пулатова стало проясняться:
— А может быть, мы все-таки едем к разным девушкам?
— Где у вас назначено свидание? — спросил Горский.
— Возле Дома туриста.
— Когда?
— В половине седьмого.
— У меня тоже. Поехали, сейчас выясним.
Когда Пулатов и Горский выскочили из такси, к часам возле Дома туриста как раз подходили две девушки. Они были в одинаковых платьях с яркими розами в руках. И похожи были девушки друг на друга, как эти розы. Они улыбались. Видимо, им доставляло удовольствие замешательство молодых людей.
— Вы близнецы? — радостно спросил Пулатов, еще не зная, к какой девушке обращаться.
— А вы, оказывается, знакомы? — в свою очередь, спросила одна из них.
Пулатов узнал по голосу:
— Люся!
Но и Горский обрадовался:
— Леночка! — И шагнул к ней же.
Пулатов шепнул Горскому:
— Это Люся!
Горский беспомощно остановился. На них стали обращать внимание. Пулатов подтолкнул девушек к такси:
— Поехали, поехали, там разберемся!
Они расплатились за трамвайным парком и пешком направились к Загородной роще.
Девушки были одинакового роста, со светлыми, как лен, волосами. У Людмилы лицо было строже, и эта строгость, если приглядеться, делала сестер совершенно разными. Елена была живее: она смеялась громче и тащила за собой сестру. Безусловно, это она придумала назначить свидание молодым людям одновременно.
— Почему же ты не говорила, что у тебя есть сестра? — спросил лейтенант, взяв Людмилу под руку.
Она улыбнулась:
— А ты ведь не спрашивал.
Армен Микаелян торопился так, словно за поворотом откроется Ереван и «газик» свернет на улицу, где жили его родители. Но поворот следовал за поворотом, а дорога все бежала и бежала вперед, увлекая за собой машину. По обе стороны от шоссе веером растекались кусты хлопчатника с первыми желтыми завязями. По зеленым рядкам бойко тарахтел трактор с фанерным навесом от солнца.
Передние скаты набежали на яркие буквы, выведенные на гудроне, с огромным восклицательным знаком в конце — «СТОП!». Микаелян резко затормозил у шлагбаума.
К машине подошел пограничник, заглянул в кабину.