Ваганов решил промолчать.
— Мы связаны одним тугим узлом, — доверительно сообщил после очередной рюмки Мавричев.
— Значит, вы сейчас с Надеждой? — До Ваганова с трудом доходил смысл его слов.
— Может быть.
— И это с вашего согласия она забрала Людмилу?
— Вот тут вы не угадали. Дело в том, что вы будто джинна выпустили из бутылки. Надежда считает: раз присудили алименты, значит, есть и у нее права на ребенка.
— Очень сомнительные.
— А по-моему, теперь все зависит от нее.
— Вы плохо знаете закон.
— Ну это не вам судить, что я знаю. — Мавричев снова налил себе. — Вы лучше спросите, почему я не сбросил вас с лестницы.
— Ну и почему?
— Интереса не было. А вот кошка у меня действительно с лестницы загремела. Известная вам женщина визг подняла. Да что ты, говорю, Валентина, разве от одной кошки человечество обеднеет?
Официантка принесла счет.
— Рассчитывайтесь, — пьяно усмехнулся Мавричев. — Ведь теперь у вас будет неплохой дополнительный заработок от алиментов…
После этого разговора Ваганов и пришел в прокуратуру.
Голубев с отрешенным видом сидел на стуле.
— Пусть его отвезут домой, — распорядился Музаффар-заде, как только Леднев появился в его кабинете.
Дежурный пошел проводить Голубева.
— Конечно, письмо написал он. — Следователь включил магнитофонную запись:
«…В воскресенье я был за Машхуром, — скрипучим, надорванным голосом исповедовался Голубев. — Меня встретил Юрий Петрович Ергин: «А Верочка недавно уехала». Я подумал: почему Верочка? Но Юрий Петрович так сердечно меня принял, что все сомнения рассеялись. «А Верочка уехала, — повторил он. — С Сениным». Меня словно обожгло: ведь и Сенин — Юрий! Так, может быть, это его записку я тогда обнаружил? Опять стало тревожно на душе. Я спросил, едва сдерживаясь, куда они поехали. Оказывается, на Орлиную…
Мне очень нужно было повидать Веру. Солнце уже заходило, когда я спустился на большую дорогу. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Разыскал закусочную. Я очень редко пью, а тут выпил. Ничего не мог с собою поделать. Не дождавшись попутной машины, отправился пешком к Орлиной. Шел и шел, все ускоряя шаг, и никак не мог успокоиться. А мысли, одна другой обидней, распаляли меня. Потом споткнулся и упал.
Лежал и не хотел вставать. И опять думал, что все для меня на этом свете уже потеряно.
Не знаю, где и ночевал, — в каком-то стогу сена. Наступило утро, меня ждали в институте. И тут вдруг машина. Я так и не добрался до Орлиной, не объяснился с Верой. И вот у вас это письмо. Но мы бы разобрались сами. Или здесь какое-то недоразумение?..»
— Ну что вы скажете по этому поводу? — спросил Музаффар-заде, выключив магнитофон.
— Его заявление о машине мы тоже постараемся проверить, — сказал Леднев.
Следователь прокуратуры смотрел в окно. Огромный медный шар солнца уплывал за черные зубчатые горы. Где-то там, в тесных ущельях, уже начиналась ночь. Скоро и здесь, над городом, сгустится мгла, вспыхнут яркими жемчужинами холодные, лучисто мерцающие звезды.
— Ладно, Петр Ильич, утро вечера мудренее, — заключил Музаффар-заде.
10
Участковый инспектор Джураев протянул Ледневу фотографию Рослякова:
— Я знаю его как Андрея Валейского. Впервые встретил этого человека около месяца назад. Он прибыл из Караганды и остановился у гражданки Зябликовой, которая работает продавщицей.
Информация была лаконичной — Джураев берег время. Но Леднев хотел знать о Зябликовой подробнее.
Он не сомневался, что старший лейтенант может рассказать о ней гораздо больше. И не ошибся.
Валентина Зябликова влюблялась с первого взгляда и всякий раз верила, что наконец-то встретила настоящего человека. Так она познакомилась и с Валейским, горным мастером, как он представился ей.
Участковый тоже познакомился с ним.
— Вы как, здесь пропишетесь или Валентину заберете с собой?
— Разберемся, — ответил Валейский. — Я ведь специалист узкого профиля.
Это было позавчера. А затем он ушел и не вернулся…
В Караганду пошел запрос об Андрее Валейском, а дом Зябликовой был взят под наблюдение.
Ровно в десять часов утра раздался телефонный звонок:
— Товарищ майор, к вам гражданин Султанов.
Спустя некоторое время в коридоре раздались шаги.
— Жжет руки, — признался шофер, кивая на повестку. — Я как вчера ее получил, так и места себе не нахожу.
— Давайте еще раз вспомним, что было в тот вечер, — предложил Леднев.
Султанов понимающе кивнул.
— Кадыров еще на Орлиной заявил: хочу угостить своего приятеля, тот, мол, здорово помог нам, когда разгружали машину. Вот я и согласился.
— Кстати, его фамилия Росляков. Отбывал, наказание вместе с Кадыровым.
— Я это знаю. А вел он себя спокойно. Рассказал, что с прошлым покончил. Теперь горный мастер, денег тьма. Кадыров и говорит: «Мы тоже гребем червонцы лопатами». Это он, конечно, загнул, хотя заработки у нас тоже хорошие.
— Что было дальше?
— Митька все Верой Васильевной интересовался. Понравилась, должно быть. Все расспрашивал: а кто с ней остался? У нее с Сениным, что, служебный роман?.. Потом была неприятность. Сидел за соседним столиком один гражданин. Официантка его обхаживала…
— Расскажите-ка это подробнее.
— Так ведь с Сенина все и началось. Мы с Кадыровым стали вспоминать, как однажды геолог попал в снежный завал, пальцы отморозил, удалили два на левой ноге без наркоза. В другой раз сорвался с обрыва, чудом остался в живых. Вернулся в партию, шутит:
«Нырнул я с Аничкова моста в Фонтанку». Он ведь вырос в Ленинграде. Здесь, в горах, у него были свои Невские ворота, Ростральная колонна. Или вдруг скажет: «Едем к скульптурной группе Ши-Цзы». Мы уже знали, что он имеет в виду. Тут наш сосед и вмешался: «Ну и эрудит ваш Сенин». Митька сразу полез выяснять отношения. Сосед тоже, видать, пропустил немало. В общем, сцепились они крепко. Сосед все кричал: «Ты Мавричева еще не знаешь!» Потом, кажется, официантка его и увела.
Музаффар-заде вынул из вазы пожелтевший букет, смахнул со стола засохшие лепестки.
Вазу ему подарили в школьной библиотеке. Пригласили однажды на конференцию по правовым вопросам. Кого-то заинтересовало, на чем строится работа следователя. На интуиции, логике, психологии, ответил он тогда.
— А вы можете определить, что я за человек? — вдруг бросил вызов долговязый подросток.
— Давайте попробуем. Вот вы любите животных? — осведомился Музаффар-заде.
— По-моему, это необязательно.
— Уступаете в троллейбусе место женщине?
— Смотря по обстоятельствам.
— Как относитесь к ветеранам войны?
— Не люблю пропускать их без очереди.
— Назовите своих друзей.
— А это зачем?
— Человек подобен руде. Он формируется и деформируется при определенной температуре.
— Вы так считаете?
— Да не я, а Горький. Короче говоря, — подытожил следователь, — вы еще только формируетесь, юноша, и, как мне кажется, не совсем в правильном направлении.
Потом был разговор с директором школы:
— А ведь этот парень — циник. Что у него за семья?
— Очень смутно представляю, — признался директор. — Дети растут. Мы в школе учим их всяким наукам основательно, а вырабатываем ли моральную основу?
— Психологи утверждают, — сказал Музаффар-заде, — что нравственная инфантильность в конечном счете приводит к разложению личности.
Вечером его старшая дочь призналась:
— Всем очень понравилась твоя лекция. — Она проходила педагогическую практику в этой школе.
— Поставили галочку? — недовольно спросил Музаффар-заде.