Для Акселя, этого третьего Лукаса, единственным шансом вырваться из заточения и жить, как все, было завлечь Ферсена на остров Химер, поблизости от его тюрьмы, чтобы затем занять его место!
Мертвенная бледность разлилась по лицу Мари.
— Но с каких же пор я живу с этим…
— Тот, кто вытащил тебя почти умирающую из озера, очень уж настойчиво доказывал, что слишком поздно тебя оживлять. Я уверен, что это был не Лукас Ферсен.
Мари продолжала рассуждать: стало быть, подмена произошла, когда она взяла ложный след под водой, плывя за светящимися глазами…
— Это наверняка была уловка, чтобы оторвать тебя от Лукаса и успеть занять его место.
Слезы повисли на ресницах Мари.
— Но Лукас, мой Лукас… что он с ним сделал потом? Убил ли он его?
Сам того не желая, Райан сделал скорбное лицо, увидев которое, Мари взбунтовалась:
— Он не мертв! Нет! Это невозможно, я это чувствую, я знаю…
Некая ощутимая реальность давала ей эту уверенность.
И вдруг ей вспомнилось: «Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным…»
Фраза, которую двойник Лукаса не знал!
Потом, как бы случайно, она вспомнилась ему на следующее утро. Тогда Мари припомнила его отлучки, якобы мотивированные необходимостью побыть одному, ее крепкий сон в последнее время, как после снотворного…
— Я уверена, что этот больной держит Лукаса в том самом месте, где его самого незаконно лишили свободы! Это наилучший способ, чтобы мать Клеманс, которая должна заниматься им, не подняла тревогу.
— Должна была, — мрачно поправил Райан. — Надо немедленно разоблачить этого безумца!
— Нет! Теперь, когда мать Клеманс мертва, у него нет больше причин оставлять Лукаса в живых. Этот сумасшедший — единственный, кто может привести меня к нему. Я не должна больше отпускать его ни на шаг!
Аксель шел вдоль коридора, приоткрывая их одну за другой, все ближе приближаясь к той, где оживленно шушукались Мари и Райан.
— Я против, это очень опасно, этот тип болен, он убийца!
Аксель только что положил руку на ручку двери их кельи. Он уже собрался открыть ее, когда Кристиан сухо спросил:
— Где Мари?
Звук его голоса сразу заставил замолчать Мари и Райана.
Застыв, они уставились на приоткрывающуюся дверь.
Аксель пожал плечами:
— Я как раз ищу ее, она только что была со мной в часовне…
Шкипер подошел к нему вплотную, приостановив открывание кельи.
— Вы думаете, она постриглась в монахини? Ее довела до этого жизнь с вами?
— Перестаньте лезть в мои дела.
— А вы в мои. Вы потопили мою яхту и пытались меня убить…
Аксель выпустил ручку и слащаво улыбнулся Кристиану:
— У вас есть доказательства?
Райан и Мари уже лезли в небольшое окошко кельи.
Они свалились прямо на огородные грядки перед оградой. Райан взял ее лицо в ладони и вглядывался в него нежным и тревожным взглядом.
— Будь осторожна, ты дорога мне больше, чем… Куда ты пойдешь?
— Останусь здесь, мне нужно узнать, какой дорогой ходила Клеманс кормить Акселя…
Он запечатлел поцелуй на ее лбу. Слов она не слышала, но видела, как губы его шевельнулись, беззвучно произнеся: «Я тебя люблю».
Волнение охватило ее, однако она не удержалась от улыбки, когда увидела, как Райан обеими руками подобрал полы одеяния и перепрыгнул через ограду.
Под испуганными взглядами сестер, собравшихся на монастырском дворе, тела матери Клеманс и сестры Анжелы были погружены в фургон морга. По свежим или пергаментным щекам монахинь стекали слезы, которые нельзя было признать неискренними.
Ангус откашлялся, прочищая горло, чтобы привлечь их внимание. Он переступал с ноги на ногу, чувствуя себя неловко — он умел разговаривать с преступниками, а вот с Божьими невестами… И все же, стараясь смягчить присущую ему резкость, он объявил, что все они будут переведены в другой монастырь, где им окажут гостеприимство на время, пока не закончится следствие и епархия не назначит новую настоятельницу.
Когда все было улажено и тяжелые монастырские ворота закрыты, он опечатал их.
Не говоря ни слова, Мари села в машину, устроившись на заднем сиденье рядом с Кристианом. Легкая судорога на лице Акселя показала, насколько он раздражен, однако он бесстрастно занял свое место за рулем.
Недоумевающий Ангус сел рядом. Он сказал себе, что эта чета только что вступила на новый этап, ведущий к разводу, и благословил спокойствие своего уютного одиночества закоренелого холостяка.