Лаборатория, созданная в 40-х годах Жозефом Рейно, сохранилась частично. Обугленные стены свидетельствовали о силе огня, плитка местами потрескалась. Ряды бывших стеклянных инкубаторов, три четверти из которых превратились в скелетоподобную арматуру, напоминали о том, что в этом месте проводились исследования на эмбрионах.
Совсем без сил, Жак опустился на чудом уцелевшую скамью.
Лукас встал перед ним. Горькие чувства переполняли его.
Старик вздохнул, когда он спросил об Акселе и Пьере.
Позабытые в Киллморе.
— Почему моя мать бросила их? Ведь они были ее детьми!..
Голос старика был так слаб, что Лукасу пришлось нагнуться, чтобы разобрать слова, слетавшие с потрескавшихся губ.
— Пьер и Аксель были ничьими детьми… — Он согнулся от приступа кашля, затем продолжил: — Мой отец, Жозеф, был блестящим генетиком, готовым на все, чтобы утолить свою жажду к открытиям. Этот гений совсем не интересовался происхождением денег, свалившихся на него для субсидирования его работ. Ему безразлично было, от Гиммлера они или от кого-то другого. В 1941 году он создал эту лабораторию на острове, принадлежавшем семейству Хостье… — Он остановился, чтобы пере вести дух. — В 1960 году они с моей матерью погибли в автокатастрофе, сделав меня владельцем состояния в сто миллионов франков в золотых слитках. Сестра моя, какая-то елейная с молодости, унаследовала остров Химер и бывшее аббатство, ставшее монастырем Святой Магдалины. В тот же год я женился на твоей матери, беременной нашим первым ребенком, девочкой, которую назвали Эмили. Красавица… Счастье моей жизни… Через шесть месяцев она умерла: у нее отказала почка и ее нельзя было заменить.
Новый приступ кашля потряс костлявое тело.
— В тот день, предавая ее земле, я поклялся не допускать больше повторения подобных драм, потому-то я пошел по стопам отца. У меня была навязчивая идея: преуспеть в клонировании эмбрионов и создать банк органов, обладающих идеальной генетической совместимостью.
Клоны…
— Франсуаза опять была беременна, когда мои разработки наконец завершились. В начале 1961 года родился ты. Сын… Мы с твоей матерью с ума сходили от счастья.
Лукас не удержался от саркастического замечания:
— От счастья вы поспешили изменить ей с Луизой Салливан!
Жак неопределенно пожал плечами:
— Это произошло непреднамеренно. Я и вообразить себе не мог, что безумно влюблюсь в эту женщину, которую знал мальчишкой и которая была старше меня на двенадцать лет. Только она одна знала суть моих работ. И всегда меня поддерживала на этом пути. — Он замолчал, словно воспоминание о Луизе погрузило его в ностальгическую задумчивость, где не было места Лукасу. — С 1961 по 1967 год, — наконец продолжил он, — я регулярно приезжал сюда вместе с моим помощником Фрэнсисом Марешалем. За эти годы мы совместно создали клоны, взяв за основу твою ДНК.
У Лукаса голова закружилась при мысли, что это чудовище изготовило десятки его копий с единственной целью: иметь запасные части для ликвидации изъянов.
Живой банк маленьких Лукасов.
— А потом, в Рождество 1967 года, случилось непредвиденное… По неизвестной мне причине крипт был открыт, и ты вбежал туда. Твоя мать отправилась искать тебя и обнаружила мою лабораторию, узнала о моих секретных работах.
Перед изумленными глазами Лукаса все вдруг начало двигаться.
Пыль улетела, стены выпрямились, плиточный пол засверкал белизной, на инкубаторах появились стеклянные стенки… А внутри их — головенки маленьких Лукасов, находящихся на различных стадиях созревания, покрылись каштановыми кудряшками. Их ореховые глазенки удивленно взирали на окружающий мир.
Съежившийся за стеллажом со стеклянными сосудами, сын Франсуазы снова был шестилетним и умирал от страха.
Он знал, что мать отругает его за то, что он, ничего не сказав, убежал с монастырского двора и спустился в крипт. Захотев спрятаться от нее, он толкнул статую Мадонны, открыв тем самым проход.
Сгорая от любопытства, ребенок, который через двадцать лет будет специализироваться на изучении ритуальных убийств, углубился в подземелье и оказался в лаборатории.
Сквозь полки стеллажа он рассматривал этих младенцев, личики которых были ему знакомы, но он не понимал почему. А потом прибежала мать.
Так раскрылась тайна острова Химер.
Поначалу Жак испытывал чувство досады от этого неожиданного визита, но вместе с тем ему стало легче от того, что не придется больше ничего утаивать.
— Я ни на секунду не сомневался, что она все поймет. Она так страдала после смерти Эмили… Но она обозвала меня чудовищем.