Взрывы хохота сопровождали его рассказ, настолько все это казалось неправдоподобным, но он стоял на своем.
— Да клянусь вам, когда я собираюсь ставить верши на креветок, я и капли в рот не беру! Мне совсем не чудилось… я видел, как она упала с вершины утеса и сгорела, когда коснулась воды… Это была она… Боже праведный… я в этом уверен!
— Кто это она? — машинально спросил Лукас.
— Да Алая Королева! Пламя нарисовало на воде ее знак…
Вдруг заинтересовавшийся ПМ забросал его вопросами, на которые садовник ответил не задумываясь:
— Она была как та, из легенды, вся в красном, с ног до головы…
Лукас, до этого слушавший несколько скептически, внезапно побледнел при упоминании о платье и принялся настойчиво звонить Мари по мобильнику.
Механический голос равнодушно отвечал, что абонент недоступен…
Мари не объявлялась.
Ронан, Марк, ПМ и даже Фрэнк, приехавший с опозданием, пришли на помощь Лукасу, тревога которого все больше возрастала.
Эдвард, проверивший конюшни, вернулся, крича:
— Нет одной лошади! Дьябло… Нет ни его седла, ни уздечки…
Последняя фраза повисла в воздухе, так как все услышали приближающийся конский топот. В затянутом легкой туманной дымкой свете фонарей, освещавших парк, показалась лошадь, быстро скакавшая к конюшне.
— Дьябло! — выдохнул Эдвард.
Сердце Лукаса на мгновение остановилось. Как и все, он различил лежавшую на спине животного красную фигуру. Он сразу узнал свадебное платье Салливанов.
— Мари!..
Он первым рванулся к ней, однако Фрэнк уже успел перехватить лошадь. Лукас подбежал, когда тот лихорадочно отвязывал подпругу, удерживавшую на седле обмякшее тело, с которого стекала вода. Оно безжизненно рухнуло на землю лицом вниз.
Подоспевший Эдвард быстро перевернул тело и обессиленно опустился на колени.
Страх Лукаса сменился изумлением.
То была Алиса. Смерть восковой бледностью уже окрасила ее лицо.
5
Жилль, еще бледнее, чем обычно, съежившись, сидела прямо на полу в углу гостиной. Эдвард тщетно пытался ее утешить, но до девушки не доходили ни слова, ни жесты. Ее мучила мысль, что сотню раз в порывах гнева она желала смерти своей матери. Теперь ей казалось, что самое страшное произошло по ее вине, исполнилось ее желание, а она даже не подозревала, каким горем это может обернуться для нее самой.
Тело Алисы лежало на канапе в глубине гостиной. Луиза, будто уменьшившаяся в размерах в своем большом кресле, смотрела, не видя, в сторону бледного трупа, который принялся осматривать Ангус.
Лукас, прикованный к окну, всматривался в темный парк — его сильно тревожило, что Мари до сих пор не объявилась.
К нему подошел Ангус.
— Майор, мне нужна ваша помощь.
Лукас промолчал.
— Эта смерть как-то связана с легендой, это вне сомнения… но это не по моей части… а вы специалист…
— Во Франции — да, а если что-то подобное случается в Ирландии, я не имею права вмешиваться.
Ангус не успел привести какой-либо довод, потому что все взгляды вдруг устремились к открывшейся двери гостиной. С усталым лицом, одетая в джинсы и куртку, Мари восприняла гнетущее молчание как некое обвинение. Она только что узнала от слуг о трагической смерти Алисы.
Растерявшись, она поискала глазами Лукаса и в его взгляде прочитала облегчение. Он подошел к ней и обнял ее.
Они не успели произнести ни слова, так как Жилль разъяренной фурией подскочила к Мари.
— Что ты сделала с моей матерью? Отвечай! Что ты с ней сделала?
— Ничего. Я повсюду искала ее, все могут подтвердить, я…
— Вас обеих не было несколько часов! Ты нашла ее и убила! Зачем? Зачем ты сделала это? — выла она. — Где ты была?!
Фрэнк обхватил Жилль за талию, стараясь оттащить ее. Он ощущал, как сотрясается все ее хрупкое тело.
— Отвечай!
И казалось, вопросы эти были у всех на устах. Мари подобралась, зная, что сейчас вызовет к себе неприязнь, а может, и враждебность. Но больше всего ее уже мучила необходимость нанести удар Лукасу.
— Я была с Кристианом Бреа, — созналась она.
Ей плевать было на всеобщее неверие. Она не спускала глаз со своего мужа, ожидая его реакции, словно приговора.
— О Боже! — послышался возглас Ангуса.
Склонившись над трупом, он округлившимися глазами рассматривал что-то необъяснимое, во что невозможно было поверить.