— Да здесь я, дома! — закричал из окна Родик. — Павлик, иди к нам в дом! Я давно тебя жду.
В своей комнате, тщательно закрыв дверь, Родик шепотом сообщил Павлику, что он сделал «открытие» и раскрыл тайну тетради с каравеллой. Павлик обругал друга придурком, а Родик, даже не обидевшись, обещал это «завтра же» доказать.
Утром Родик был приглашен к Павлику на блины — любимое блюдо бабушки. Павлик заметил, что Родик был то ли рассеянным, то ли сосредоточен на чем-то. Говорил меньше, чем обычно. Когда бабушка положила ему на тарелку только что испеченный горячий блинчик, то вместо ожидаемого «спасибо» Родик произнес что-то неразборчивое, вроде «фаа фети». В этот момент Павлик не обратил внимания на бабушку. А жаль! Он бы всё понял раньше, ещё до окончания завтрака, когда, вытерев салфеткой губы и руки, Родик встал из-за стола и, не глядя на бабушку, отчетливо и медленно произнес фразу на непонятном Павлику языке (на самоанском, авт.):
— Спасибо. Очень вкусно. Дедушка Павлика не зря полюбил свою красивую жену.
С бабушкой произошло что-то совсем неожиданное для Павлика. Она вдруг побледнела, чего Павлик никогда раньше не наблюдал и чего трудно было предположить у такой смуглянки. Она уронила на пол ложку, потом попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кислая, как сметана к блинам. Взглянув поочередно на Родика и Павлика, бабушка выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь, и вскоре со двора послышался плач.
Родик остановил Павлика, который бросился было успокаивать бабушку:
— Не надо. Путешественники пишут, что они всегда убегают в лес, когда очень смущены или напроказничают…
— Кто «они»? И где это бабушка напроказничала?
— Они — это полинезийцы. А бабушка твоя была ошарашена, услышав свой родной самоанский язык, и расчувствовалась, вспомнив свою молодость, — назидательно, как школьный учитель, втолковывал Родик растерянному другу. — Я сказал ей по-самоански, что «было очень вкусно и что тебе повезло, что дедушка нашел жену в Полинезии». Теперь ты поверил, что твоя бабушка родом с островов Самоа, а ты, между прочим, самоанец, на одну четвертую? Поэтому и черный без загара…
— Почему «на одну четвертую»? — Павлик был сам ошарашен не меньше бабушки и смог задать только такой, совсем не самый главный вопрос.
— Вы разве не проходили в школе основы генетики? Если муж или жена, например, негр или негритянка, то их дети «наполовину» негры. А их дети будут уже только на одну четвертую неграми…. А почему ты не спрашиваешь, как я догадался про бабушку?
— Как догадался?
— По совпадению многих признаков. Она похожа на девушку из тетрадки. Это Раз. Я целый день вчера сидел в Интернете и читал про народ Полинезии. У твоей бабушки цвет кожи, характерный для полинезиек. Два. А имя? Имени Валиса нет ни у русских, ни у других славян. Есть Лариса, есть Алиса. Встречаются и Василисы, правда, редко в наше время. Но Валисы! Я ни одну не встречал, кроме твоей бабушки. Сечёшь? Зато есть у самоанок. Это Три. И главное: я прочитал то, что написано в тетради. Мы ведь вчера смотрели только картинки. Правда, не всё я разобрал. Но много написано по-русски, сечёшь? Из текстов видно: тетрадь с кораблем — твоего деда, он был моряком. Не спорь — фотография висит у вас на стене! Моряк, пейзажи Полинезии, девушка, похожая на смуглую Валису Павловну, с таким же амулетом на шее — черепахой. Четыре. А решающий тест ты слышал и видел, как бабушка среагировала на самоанскую речь. Точка.
— Слушай, когда же ты самонский…
— Самоанский язык выучил? Никогда. Я просто использовал Интернет переводчик. Кроме двух фраз я ничего не знаю…
— Да… — вздохнул Павлик. — И что теперь?
— А теперь, когда бабушка успокоится, мы узнаем что-то интересное, больше, чем в тетрадке. Оттуда я узнал только, что дедушка твой попал в Полинезию не просто так. Тут большая тайна. Поэтому тетрадка и была спрятана в тайнике.
— Выходит, мы нашли тайник моего дедушки?
— Или твоей бабушки…
Морской офицер Лонг и этнограф Женя
Эдвард Лонг проснулся с ощущением необъяснимого подсознательного счастья. Так просыпаются дети. Для них первый осмысленный взгляд на розовый потолок детской комнаты, на коврик у кровати, где, не переставая, играют веселые смешные мишки, на причудливые полупрозрачные тени от колеблемых ветром занавесок, на яркие солнечные зайчики, зайчики повсюду, зайчики-приветы от утреннего солнца — и есть само счастье. Счастье оттого, что жизнь начинается снова и что сегодня, конечно, произойдет очень важное событие….
Эдвард Лонг не был ребенком уже более четверти века. Он был теперь офицер военного-морского ведомства США. Но помимо военного образования, закончил престижный Массачусетский технологический институт, 40 выпускников которого являются Нобелевскими лауреатами. Таких парней не парят на подводных лодках и на патрулирующих весь мировой океан крейсерах: капитан Эдвард Майкл Лонг исполнял особые задания, где его разносторонние знания наиболее эффективно служили военно-морскому ведомству и свободному народу североамериканских штатов.
В то утро из детских впечатлений всплыли только солнечные зайчики, отбрасываемые кусочками хрусталя люстры («настоящий или искусственный?» — почему-то подумал Эдвард), медленно вращающейся под ветром из раскрытого окна. Необъяснимое, подсознательное счастье длилось всего несколько секунд. Но не исчезло, а сменилось реальной радостью: наконец-то, вот она, Новая Зеландия! За окном, с высоты 10-го этажа пятизвездочной гостиницы «Новотель», где Эдвард провел первую ночь после долгого и утомительного перелета из Барселоны в Крайстчёрч, виден на горизонте океан, Тихий океан. Конечно, морской офицер Э.М. Лонг не раз видел и плавал как по Тихому, так и по Индийскому и по Атлантическому океанам. Однажды пришлось даже…. Впрочем, неважно. Всё это было раньше… До того, как однажды в Лиссабоне он узнал нечто важное, нечто, поразившее его. Да, теперь, когда он оказался в этой далекой стране, теперь, где-то в глубинах Тихого океана, может быть, даже недалеко от Крайстчёрча, южного острова Новой Зеландии, или чуть дальше, у островов Кука или Тонга, если повезет, ему удастся открыть одну из тайн океана, тайну, о которой известно, скорее всего, ему одному. Если нет ещё кого-то из страстных любителей истории морских путешествий, кто, как и он, в закрытых архивах Национальной библиотеки Лиссабона когда-то случайно открыл один из дневников мореходов 16 века на той же самой странице….
Немалых трудов стоило Эдварду добиться назначения в эту страну под видом выполнения одного простого поручения, «Одной недели Вам хватит, капитан, — отрезал адмирал Грейс. — А там…». «А там у меня, отпуск, мой адмирал, — поспешил вставить Эдвард. «Ну, значит Вам повезло, счастливчик! Тогда жду через месяц, а результаты операции сообщите по шифрованным каналам через неделю. Да, Вы, ведь не женаты, Лонг? Не вздумайте привезти из Полинезии жену! Учтите: я не в восторге от темнокожих девушек…»
— Слушаюсь, сэр! Значит, привезу белокожую!
Эдвард улыбнулся, вспомнив эту шутку. Он брился в ванной комнате номера, и из зеркала на него глядело лицо молодого мужчины, уже далеко не юноши, но человека, ещё не прикоснувшегося к нерадостным свидетельствам увядания. Слегка смуглая кожа, но не от природы, а от загара; отсутствие морщин на лбу и у серых глаз с четко очерченным узором радужной оболочки, прямой римский нос, широкий в меру подбородок, теперь уже без двухдневной дорожной щетины. Если бы в это время сзади Эдварда находился некий художник-портретист, то в любом повороте головы морского офицера и любителя истории он не нашел бы ни малейшего искажения геометрических пропорций и размеров, установленных непререкаемым гением перспективы Леонардо да Винчи. Однако Эдвард не отличался самолюбованием; напротив, он был бы рад иметь на лице признаки асимметрии, родинки, небольшие шрамы — девушки клюют на эти штучки. Но, как говорится, «девушки потом», и темнокожие, и блондинки. А адмиралам ведомства нужны именно такие, «симметричные» парни…