С чего же начать поиски? Наверное, с архивов Университета Кентербери, который слывет самым информативным хранилищем документов о событиях в Полинезии. Университет и архив были недавно полностью восстановлены после разрушительного землетрясения в Крайсчёрче 2011 года.
От отеля до университета всего пара километров, через огромный парк Виктория, вдоль живописной мелкой речки Эйвон. Там шло сражение: две команды парней и девушек на плоскодонках, управляемых шестами, обливали как и из чего могли своих противников. Эдвард поинтересовался у зрителя-маори: «Что это за игра?». Жирный маори, с головы до ног опутанный амулетами, браслетами, значками и татуировкой, стал объяснять, но новозеландский говор настолько отличался от континентального английского и от пенсильванского американского, что Эдвард ничего не понял. И тут произошел совсем незначительный эпизод, настолько будничный, что и не стоило бы уделять ему внимания. Если бы он не оказался роковым, поломавшим новозеландскую миссию майора Лонга и надолго определившим его судьбу. Впрочем, судьба каждого человека определяется неисчислимым количеством таких прозаических моментов. У впечатлительных людей это порождает фатализм, а у математиков — желание вычислить вероятность реализации цепочки событий, не имеющих причинно-следственных связей.
А случилось всего лишь то, что из проплывающей мимо Эдварда лодки на его отутюженный пиджак и тщательно расчесанные русые волосы хлынул прохладный душ речной воды — смеющаяся рыжеволосая девушка в лодке по-детски радовалась своей выходке. Эдвард ничего не придумал, как заученно, по-американски, улыбнуться и погрозить проказнице рукой. Жирный маори мерзко осклабился и отошел в сторону.
В архив университета Эдвард не попал — служительница у входа указала на постер на стене. Там, на фоне голубого неба и зеленых пальм изысканным шрифтом сообщалась тема и расписание научного совещания этнографов. И в данный момент заседание шло как раз в актовом зале архива. Проходящие молодые люди разъяснили Эдварду, что в архив он сможет попасть только завтра — участники совещания уедут тогда на экскурсию на самый южный маленький островок Новой Зеландии, где ещё живет малочисленное племя аборигенов.
Остаток дня морской офицер в штатском решил посвятить своей официальной миссии — познакомиться с уникальным прибором, так называемым круговым лазером на встречных лучах. О приезде научного сотрудника Массачусетского института персонал установки был предупрежден заранее. Пояснения давал Евгений Шапошников, немолодой русский физик, осевший в Новой Зеландии ещё с начала лихих 90-х годов.
— Главное назначение этого прибора — мониторировать угловую скорость вращения Земли, — начал рассказ физик. — Люди привыкли считать, что Земля вращается вокруг своей оси постоянно с одной и той же скоростью. На самом же деле, эта скорость часто меняется, разумеется, на ничтожно малую величину. Вращение Земли то ускоряется, то замедляется, наподобие того старомодного волчка-игрушку, который можно было «подзаводить» в процессе вращения.
— Я уже рос с другими игрушками, — легкая печаль сквозила в голосе молодого человека.
— Понятно. Принцип работы….
Эдвард почти не слушал объяснение принципа; он заранее проработал все публикации по этому уникальному сооружению.
— Между прочим, лазер смонтирован внутри скалы, которую во время второй мировой предполагали использовать как блиндаж. Поэтому в землетрясение 2011-го наш лазер устоял.
Эту фразу Эдвард услышал — взрывы и прочие катаклизмы были в зоне его профессиональных интересов. На круговой лазер он был направлен адмиралом с заданием выяснить, не фиксируют ли на этой станции запрещенные ООН испытательные ядерные взрывы. Причем, получить нужную информацию, оставаясь простым научным сотрудником.
По завершению встречи Эдвард был приглашен на ужин в дом Шапошникова — очередное звено в цепи судьбоносных событий. Хозяин представил гостю женщин: жену, тоже русскую, и юную девушку. Изумлению Эдварда не было предела:
— Так это Вы!? — И Эдвард пожал протянутую руку, которая не далее, как пять часов назад, окатила его водой.
— Как? Вы уже знакомы? — удивилась супруга Евгения. — Женя, ты, оказывается, ветреная девица: только два дня в Новой Зеландии, и уже имеешь ухажеров!
Последняя фраза была произнесена по-русски.
— О, мне так повезло встретить Вас! — защебетала маленькая гибкая Женя — Теперь я имею возможность извиниться за мою шалость! Мы там, на реке, разбаловались, как дети, право… Так было весело! Извините, пожалуйста. Надеюсь, ваш костюм не пострадал?
Во время этой длинной тирады Женя стыдливо придерживала левой рукой верхнюю пуговицу жакета, которая была готова оторваться и выставить на обозрение часть её женских прелестей.
— Скорее, повезло мне. Не каждому мужчине удается дважды в первый же день пребывания в чужом городе встречать одну и ту же очаровательную девушку! Вы, вероятно, тоже русская, хотя в Вашем превосходном оксфордском я не уловил славянского акцента?
— Да ну Вас, право! Не люблю комплиментов!
И Женя плотнее прижала руку к груди.
— Наша племянница училась как раз в Оксфорде, — поспешила вставить тетушка. — Причем закончила с отличием. Сейчас ей, как аспиранту, финансировали поездку на симпозиум этнографов. Мы очень рады повидаться с Женей — последний раз видели её маленькой девочкой. Мы звали её тогда «золотой рыбкой».
— Наверное, за цвет прекрасных волос. — догадался Эдвард.
— Конечно! А теперь вот, видите — невеста!
— Тетя! При чем тут невеста?
Но взгляд девушки всё-таки стрельнул в сторону молодого человека.
Поздним вечером Женя вышла с новым знакомым на улицу, чтобы «указать путь к его отелю». Эдвард с нежностью смотрел на девушку, слегка освещенную светом далекого уличного фонаря. Она по привычке держала левую руку у груди.
— Я читал сказку вашего Пушкина. У золотой рыбки положено просить исполнения любых желаний.
— Американцы всегда хотят многого. Золотых рыбок на всех не хватит, — отшутилась Женя.
— У меня одно, совсем маленькое желание. Пожалуйста, позвольте пуговке вашего жакета расстегнуться. Вечер-то жаркий.
Эдвард рассчитывал, что такая бестактность вызовет гнев Жени, наложит мрачную тень на их отношения и поможет ему освободиться от нарастающей тяги к этому маленькому, уютному существу, становящемуся всё ближе и ближе. Однако случилось совсем другое. Отведя взгляд в сторону, к океану, девушка тихо, еле слышно сказала: «Пусть расстегивается…».
Слегка ошарашенный, Эдвард машинально протянул было руку к жакету, но вместо этого нежно обнял Женю за узкие плечи и мягко, осторожно поцеловал её в нервно трепещущие губы…
После этого многообещающего вечера Эдвард ожидал сигнала от Жени на следующую встречу через дядю физика — ведь он сам забыл спросить у девушки номер её телефона. Но дядя ни словом не обмолвился с гостем про племянницу за три последующих дня. «Может быть, к лучшему, — успокаивал себя влюбленный. — Связи с русскими девушками не одобряются адмиралтейством».
Всё-таки на третий день, после работы в лазерном бункере, Эдвард сделал крюк по дороге в отель и присел на лавочку у главного входа в архив Университета. Ровно в шесть часов зазвонил колокол на восстановленной после землетрясения колокольне Кафедрального собора, и из дверей здания посыпались этнографы — участники симпозиума. Какой великолепный калейдоскоп, или цветник, представляла эта шумная толпа представителей всех рас, народов и племен мира! Не цвет кожи, от белого, как снег, до черного как уголь, поражал воображение — поражало разнообразие одежды. Вперемежку шли молодые люди в пиджаках, халатах, жакетах, маечках, теннисках, хитонах, сари, просто с голым мускулистым торсом или в татуировке вместо рубашки, в юбках, брюках, килтах, джинсах, шароварах, трусиках, и даже с набедренными повязками. На ногах белые башмаки, туфли на высоченных каблуках, сапоги, мокасины, тапочки, сандалии на деревянной подошве, босые ноги с невероятным педикюром или ногтями, превышающими длину пальцев. А на голове — панамы, кепи, бейсболки, сомбреро, еврейские кипы, тюрбаны, отблескивающие бритые черепа. Очарованный этим символом единства земли, этой гармонией противоположностей, гармонией естественной, проистекающей из любопытства, из любви к знаниям и к жизни, а не той, которую пытаются устроить на Земле генералы глобализации.