— Спасибо!! — прочувственно произнес Джон, поднялся с кресла и направился к дверям, но неожиданно остановился на середине комнаты и спросил: — Как мне поступить с дочерью?
— Когда возвратится, я поговорю с ней, а затем вдвоем с тобой подумаем, как успокоить ее и оградить от этой всей грязи.
— Спасибо, — еще раз произнес Макоули и вышел за дверь.
Вечер уже взял свое. Яркие фонари разгоняли темноту, и поляна у дома, подъезды были освещены, хорошо были видны фигуры охранников, число которых на подступах к дому Президента после его выхода из дверей сразу же возросло в несколько раз.
Макоули неожиданно увидел дочь. Анджела появилась из темноты и сейчас направлялась к нему. Чуть растерянный, со смешенным чувством надежды и сомнений, Макоули остановился. Сделать вид, что он не видел дочь, и пойти, словно прогуливаясь, в сторону было уже поздно. Оставалось одно — встретиться. А что потом делать? Действовать по обстановке.
Анджела приблизилась к нему:
— Хэлло, папа! Я так давно тебя не видела. Как ты?
Эти слова вселили в Макоули уверенность и даже принесли облегчение.
— Добрый вечер, дорогая. Ты ведь сама знаешь, как я. — Он вдруг шагнул ей навстречу, и они обнялись.
В этот момент, почувствовав тепло родной дочери, крепко обхватившей его руками, которые говорили о главном, — она его любит, как и прежде, Макоули чуть не расплакался. Своим жестом дочь подтвердила главное — она по-прежнему любит отца!
Он обнял ее за плечи, и они вместе пошли по дорожке в сторону от дома.
— Да, дорогая, мне сейчас нелегко. Обстановка в мире накалена, политическая ситуация в стране непредсказуема, да и грязи выливается на меня моими политическими оппонентами бочками.
— Да, папа, я это знаю…
— Ты у меня взрослая, и сейчас мне легче тебе объяснить кое-что… Вполне достаточно ловко использовать десятую часть процента, похожего на правду, и можно остальные девяносто девять с лишним процентов лжи примешивать. И человеку, обливаемому этой грязью, трудно отмыться. В жизни, дочь, у меня было все, в том числе и ошибки. Но все, что сейчас обрушивают на меня — подлая клевета, направленная на то, чтобы я уступил кресло Президента другому. Апологетам этой провокации совершенно до лампочки авторитет страны, нашего народа. Для них главное — власть, и за ценой они не постоят.
— Папа, а как же тогда наши идеалы, которые мы проповедуем всему миру? В конце концов, есть в нашем государстве такое право, как право личности?
— Плевать они хотели на эти идеалы, когда речь идет о власти. Да, Америка действительно много сделала для укрепления власти, но, увы, можно смело сказать, что права личности у нас защищены, но беззащитна сама личность. В этом я убедился, к сожалению, только сейчас.
И Макоули с большой теплотой подумал: «Какая у меня дочь умница! Она даже не задает вопросы о конкретных фактах… Это потому, что она верит мне. А может, уже начала понимать, что мужчина иногда может быть не верен своей жене?.. Значит, она понимает, что я никогда не изменю своей стране!»
Анджела вдруг остановилась, сняла руку Макоули с плеча и как-то просто, казалось, по-матерински, спросила:
— Папа, чем и как тебе помочь?
У Джона перехватило дыхание. Он почувствовал: еще один такой вопрос и он разревется, как ребенок. Он молча обнял ее, свою родную кровинушку, дорогую и единственную дочь, и с минуту, молча застыв, молчал. Собравшись с духом, произнес:
Спасибо тебе, родная! Ты мне уже помогла. Поверь, видя твою поддержку и понимание, я справлюсь с этим злом! Я просто обязан справиться…
Глава 9
Элизабет Богарт и ее адвокат Барбара Декарт были только вдвоем. Они уединились в небольшой, но уютной квартире Барбары и устроились на мягких и удобных креслах, куда Элизабет взобралась с ногами, и вот уже второй час вели серьезный разговор. Они еще и еще раз анализировали ситуацию, просчитывая все свои действия. Элизабет подчеркнула:
— Ты, конечно, понимаешь, чем мы рискуем, начав это предприятие. Как только близкому окружению Президента станет о нас известно, нам надо готовиться к любым их действиям…
— Я это понимаю, Лиз, и хочу тебе сообщить, что они уже знают о нашем фонде и о нас с тобой.