И оно было.
Лорд Аверес с шумом выдохнул, как-то весь сгорбился, спрятав лицо в широких ладонях, и остался в таком положении почти на две минуты. Я сидела молча, терпеливо ожидая, пока он справится с эмоциями и, кажется, понимала, какого ему.
Узнать, что твоя погибшая любовь переродилась в другом теле… Это дикость. Это ненормально. Так не должно быть.
У каждого человека своя судьба, не должно быть такого, что кто-то позволил себе играть с запрещённой магией.
Ведьма не имела никакого права связывать душу Эмирила с чьей-либо ещё. Она вообще не смела связывать ни чьи души.
Мужчина отнял руки от лица, повернулся и очень внимательно вгляделся в мои глаза. Пристально, изучающе, не скрывая того, что пытается там что-то найти. И, судя по тому, как стали чуточку светлее его глаза, нашёл.
— Ты помнишь? — спросил он, чуть нахмурившись.
Я отрицательно покачала головой, вздохнула и, подумав о том, что могу выглядеть ужасно глупой, неся весь этот бред, пересказала ректору то, что помнила из своей встречи с ведьмой во сне.
Он слушал внимательно, не перебивая, задумчиво глядел то на меня, то на свои руки, то куда-то сквозь пространство. А когда я рассказала ему всё, что помнила, лорд Аверес молчал почти минуту, не глядя на меня.
— Значит, Авели, — произнёс он в конце концов, но, как мне кажется, эти слова прозвучали скорее для него самого. Зато следующие — точно для меня, ради чего ректор повернул голову и внимательно всмотрелся в мои глаза, — Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но хочу, чтобы ты знала: если ты не хочешь, если ты против меня, то я… я не стану тебя принуждать. Но если есть хоть намёк, хоть отголосок твоей любви ко мне, то я обещаю тебе: я разожгу из этого целое пламя. Разожгу в тебе пламя нашей любви… и в себе тоже. У нас с тобой будет одно пламя на двоих и в этот раз, я клянусь тебе собственной жизнью, я не позволю ничему плохому случиться с тобой. Просто посмотри мне в глаза и скажи, что ты чувствуешь на самом деле.
Это был очень, невероятно, катастрофически сложный вопрос, на который дать ответ было очень трудно.
Любила ли я лорда Авереса? Нет. Нет, не любила, но…
Но где-то во мне действительно пылала уже не искра — десяток маленьких искорок, рожденных благородством, добротой и сострадательностью этого удивительного человека.
Первая искра вспыхнула в день моего приезда, в комнате, когда он заступился за меня. Имя этой искры — признательность.
Ещё несколько искр вспыхнуло в тот же день, когда Эмирил сказал, что не станет выполнять условия Вильгельма, когда выгнал его из академии, когда подарил мне надежду на будущее.
И затем с каждым днём количество искр увеличивалось по мере того, что и как делал лорд Аверес.
Любви к нему во мне не было — она лишь только начинала светиться первым лёгким чувством. Детским, невинным, неприступным и беззащитным. Тронь его и всё рассыплется.
Я ничего не ответила мужчине, но слов и не требовалось. Он всё понял по моим словам. Понял и улыбнулся, совмещая в этой улыбке радость, усталость, облегчение, понимания и обещание. Обещание чего-то очень серьёзного и сильного, что я не смогла распознать.
Чего-то невероятного. Такого, от чего у меня сердце учащенно забилось.
— Где сейчас этот кулон? Он опасен для окружающих, — произнёс он, мягко меняя тему нашего разговора.
— У меня дома, надёжно спрятан, — отозвалась я тихо.
При упоминании этого артефакта у меня мурашки поползли по рукам.
— Насколько надёжно? — с лёгким напряжением уточнил лорд Аверес.
Я вспомнила магическую охрану замка, непробиваемую защиту сокровищницы, скрытый тайник в полу, среди неприметных выцветших листов которого есть шкатулка, замаскированная под книгу с замком. В ней-то и лежал кулон с того момента, как я поняла, что он опасен.
— Очень надежно, — уверенно кивнула я.
Лорд тоже кивнул, принимая мои слова во внимание, но всё же сказал:
— Его нужно перепрятать. Как только ты придёшь в норму, мы отправимся в твой замок, заберём кулон и спрячем его там, где я спрятал свой, — заявил он непреклонно, пронзительно глядя мне в глаза так, что я была готова согласиться с каждым его словом.
— А где вы спрятали свой? — робко поинтересовалась я.
Лорд чуть улыбнулся одним уголком губ, протянул руку, сжал мою вздрогнувшую ладонь и ответил, осторожно поглаживая нежную кожу запястья подушечкой большого пальца:
— Я покажу тебе, иначе не поймёшь.
Спорить я не видела смысла, а потому просто кивнула, сглотнув. Очень ярко ощущались прикосновения Эмирила к моей руке, вызывающие прилив жара и легкие перебежки мурашек.
— Дальше, — он теперь смотрел на мою руку, что бережно держал в своей ладони, — я перевожу тебя с некроманта обратно на теоретика.
Звучало пусть и негромко, но непреклонно. Сразу понятно, что возражений не примут. Подтверждая это, ректор поднял голову и предупреждающе на меня посмотрел. Пришлось кивнуть.
— Ивена, — всё же посчитал нужным он пояснить собственные действия, — тебе больше не нужно никому мстить, — он вдруг запнулся, задумчиво посмотрел на меня и решил, что может сказать, — Вильгельм Дауканс скончался прошлой ночью.
Я это знала, ведьма и Январи говорили, но всё равно вздрогнула, услышав это.
Мёртв.
Его больше нет.
Он больше не сможет никому портить жизнь.
Не знаю, насколько правильно было такое говорить, но я выдохнула искреннее, с благодарностью глядя ректору в глаза:
— Спасибо!