Выбрать главу

– Не смеши меня, – отмахнулась Айрис. – Я не собиралась пристрелить тебя. Хотя после того, как я узнала о детском маскараде, эта идея уже не кажется мне абсурдной.

– Мда? Ну что ж, прости. Надо было мне сразу тебе сказать.

– А где собака? – осторожно поинтересовалась Айрис.

– Заходи, не бойся. «Киманчи» на языке индейцев обозначает «чужой». Ее кто-то бросил в прерии одну, еще совсем крошечную, только-только глазки открылись. Тогда мы оба были чужими здесь, Киманчи и я.

Айрис с опаской вошла. Внутри дом оказался отделан золотисто-красным деревом – и высокий потолок, и стены, и наличники. В доме царило солнце, и взгляд поражало количество книг в огромных книжных шкафах.

– Как красиво! – восхищенно выдохнула она. – Знаешь, здесь все напоминает… тебя, твой характер. Лена Максон говорила, что ты сам здесь все отделал.

– Большую часть, – согласился Адам, стоявший за ее спиной. – Но у меня сейчас мало времени. Гак как у тебя оказался этот револьвер? Ты же, как никто другой, знаешь, что Томми Киллиан отнюдь не отличается хорошим характером.

– Томми давно пора бы знать, что оружие – не игрушка, и не держать его там, где любой ребенок может преспокойно взять его.

– Ребенок? Саманта?.. Она, случайно, не…

– Нет, она не поранилась и никого не пристрелила, – поспешила ответить Айрис. – Но вот стойка в баре пострадала.

Вздохнув с облегчением, Адам улыбнулся.

– По-моему, эта история заслуживает более подробного разговора, да и детский маскарад… Давай обсудим все за ужином. Я сейчас живо приготовлю сандвичи, а потом провожу тебя до самого дома.

– Но меня ждет Лена, – пробормотала удивленная Айрис. – Я всегда завтракаю и ужинаю с ней.

– Так позвони ей.

Голос Адама звучал подозрительно бесстрастно. А огонек, мелькнувший в его удивительных глазах, неожиданно навеял воспоминания о темноте, о шоколадном печенье… По внезапно потемневшим глазам Адама Айрис поняла, что он думает о том же.

Глубоко вздохнув, она ответила:

– Ладно. Но я остаюсь только потому, что мне надо поговорить с тобой. Надо же мне знать, что именно ты собираешься учинить на празднике, который организую я. И, кстати, зачем тебе провожать меня до дому?

– Мне нужно закончить компьютерные программы. Не забывай, уже конец июля. Телефон вон там, видишь? – кивнул он в сторону аппарата и ушел на кухню.

– Да, а о каких компьютерных программах ты говорил? – осторожно поинтересовалась она, останавливаясь в дверях кухни.

Закончив разрезать помидор на тонкие ломтики, Адам взял огурец и принялся ловко очищать его от кожуры. Не поворачиваясь, он ответил:

– О компьютерных программах разработки четвертой зоны.

– То есть моего тоннеля?

– Да.

– Но ты же обещал, что я смогу там искать ожерелье! Я ведь совсем недавно нашла карты, а это уже четверть успеха. Ну ладно, я все равно продолжу поиски.

Наконец Адам повернулся к ней.

– Когда мы начнем бурить, находиться в тоннеле будет слишком опасно, Айрис, – спокойно сказал он.

– Если вы начнете.

– Начнем, Айрис, начнем. Пробы и так уже отложили. Я даже мечтать не мог, что дадут такую большую отсрочку.

– Значит, когда начнется бурение, мне придется прекратить поиски? – упавшим голосом спросила Айрис.

– К сожалению, да. Иначе я буду вынужден запереть тебя в доме. Я не могу допустить, чтобы на моих рудниках погиб человек.

И он сделает это, можно не сомневаться, да и остальные мужчины Фелисити помогут ему. Все они сделали ставку на золото Рейнбоу, и она слишком велика.

Глубоко вздохнув, Айрис все же сказала:

– Что ж, тогда я буду продолжать поиски столько, сколько смогу. Когда скажешь прекратить, я тебя послушаюсь, не сомневайся. Ну ладно, хватит об этом. Давай я лучше расскажу, что произошло в салуне.

Адам кивнул:

– Давай, я слушаю, – и вновь занялся овощами.

– Я уверена, Саманта выстрелила не нарочно. Видимо, она просто примеряла револьвер для маскарада, но он оказался заряженным – и выстрелил. У нее был очень испуганный вид, когда я примчалась на звук выстрела. Она не виновата.

– Да, но Саманта могла ранить себя или кого-нибудь другого.

– Поэтому я и отобрала у нее револьвер. Но сама я не хочу говорить с Томми Киллианом. Ты его друг, вот и посоветуй ему: если он желает и дальше держать пистолеты на стене в гостиной, пусть позаботится, чтобы они не могли стрелять, когда Саманта опять стащит какой-нибудь.

– Не волнуйся, я поговорю с ним. – Адам положил разделочную доску в мойку, кинув туда же и нож. Тарелки, на которых лежали сандвичи, были простыми, грубыми и добротными, как и все в этой кухне. На полу стояли две чистые миски, в одной из которых поблескивала вода. Это был, очевидно, угол Киманчи. – Садись к столу, – приказал Адам Айрис, все еще стоявшей на пороге.

Она послушно села.

– Ты можешь пригласить и Киманчи, – предложила она. – Не стоит морить ее голодом лишь потому, что здесь сижу я.

– Кима где-то бегает, – наливая чай со льдом в высокие стаканы, сообщил Адам. Поставив их на стол, он сел напротив Айрис. – Как проголодается, прибежит. А почему ты боишься собак? С тобой что-то случилось, Айрис?

– С чего ты взял?

– С подобными страхами не рождаются. Ты говорила, что боишься лишь собак. А кошки тебе нравятся?

– Да, у меня… – начала было Айрис и замолчала. – У меня была сиамская кошка, – выговорила она, наконец, пустым голосом. – Но она умерла.

– А знаешь, ты всегда мне напоминала грациозную, красивую, но опасную сиамскую кошечку.

– Ты считаешь, что я похожа на кошку?

– Нет, – улыбнулся он. – Но у тебя такая же масть. Нежная кремовая кожа, фиалковые глаза… Да и волосы такого же оттенка, как у сиамских кошек чулки и ушки.

Айрис вспыхнула.

– Я люблю животных, особенно кошек. Вот только с собаками я… В общем, я не лажу лишь с собаками.

– Но почему? Расскажи, Айрис.

Она взяла сандвич и откусила хрустящую хлебную корочку. Я никогда никому не говорила об ном, размышляла она. Так зачем же мне рассказывать о том случае сейчас? Тем более Адаму Фримонту?

– У отца была собака, – неуверенно начала девушка. – Ее звали Дюк. Огромный черный пес, смесь всевозможных пород. Отец всегда предупреждал меня, чтобы я держалась от него подальше.

– Отец… – задумчиво повторил Адам. – Ты имеешь в виду своего отчима, да?

– Ммм… Ну, короче, родители всегда прогоняли меня. Я им мешала. Если я сидела в гостиной, они уходили на кухню. И практически все свободное время проводили в своей спальне. А в тот день они оперлись в доме, оставив меня на улице. Дюк жил, но дворе. Мне было всего четыре года, и я еще не понимала…

– Ничего удивительного, – пробормотал он.

– Так вот, я очень хотела что-то спросить у них, даже уже не помню, что именно. Хорошо помню, что стучалась в дверь, плакала, пыталась открыть ее, и Дюк…

… Острые зубы впились в левое запястье, кроша кость. Кровь хлестала из раны. А она, четырехлетняя крошка, все кричала и кричала… Выбежала мама, тоже начала истошно вопить. А затем папин сердитый голос: «Я же приказал ей держаться подальше от собаки. Боже, зачем она вообще появилась на свет? Почему мы не можем побыть хоть немного вдвоем? Почему я должен терпеть ребенка другого мужчины, всегда встающего между нами?..»

– Дюк напал на меня, – бесцветным голосом сказала Айрис. – Прокусил запястье, оцарапал бок… Выбежавшая на крик мама не смогла оттащить его, ну а папа… Он лишь заявил, что приказал мне держаться подальше от собаки, что я сама во всем виновата. Смотри, – она протянула левую руку. Глубокие рубцы четко выделялись на нежной коже. – Если бы не мама, отец вряд ли стал бы оттаскивать Дюка, он хотел моей смерти. Тогда бы ничто уже не стояло между ним и мамой.