— Я могу начать даже сегодня! — уступая им одну позицию за другой, я догадался, что весь наш разговор «пишут», не зря и Миша-островитянин, и адвокат так тщательно подбирали слова. Сам не до конца понимал, зачем это делаю, словно охотник завлекал дичь в такие дебри, из которых не представлял, как буду выбираться. Само собой разумеется, что моими скупыми сведениями они вряд ли будут удовлетворены.
— Не стоит пороть горячку, — заметил адвокат. — Вы пока соберитесь с мыслями, отдохните от нашей болтовни, настройтесь на рабочий лад.
— Разумно, — скромно согласился я.
Адвокат протянул мне руку, я с легким сердцем пожал ее, стараясь не думать, какие последствия ожидают меня вслед за этим почти дружеским рукопожатием.
— Минуточку, минуточку! — охладил я радостный пыл собеседников. — Хороший конец — делу венец, а мы пока играем в одни ворота. Я тоже хочу получить свою долю.
— Банатурский, — изумился Миша-островитянин, — вы что, запамятовали: вы отдаете досье, мы — план подземной Москвы, естественно, копию плана?
— Помню, но… не держите меня за круглого дурачка, — упрямо возразил я, пытаясь заглянуть в будущее, проникнуть в далеко идущие планы русских киприотов, — вы же сказали: это — начало долгого и взаимовыгодного сотрудничества. Я, как выразился хозяин почтенного дома, писатель, беден, как церковная крыса, поэтому…
— Ваши конкретные условия? — деловито произнес адвокат. Казалось, он готов был заплатить, не торгуясь, любую сумму. — Назовите ваши условия, и мы обсудим их.
— Нас с Музыкантом пригласили сюда, на остров, якобы для публичных выступлений. На родине я, как член союза писателей, получаю за часовое выступление…
Мои наглые требования перебил телефонный звонок. Миша-островитянин переглянулся с адвокатом. Эдик кивнул головой, и Миша взял трубку, затем тотчас передал ее адвокату. Эдик вдруг вытянулся в струнку, будто на другом конце провода был, по меньшей мере, премьер-министр Греции. Почтение и подобострастие застыли на его лице. Короткий разговор шел на непонятном для меня языке.
— Боже! Какие важные люди нам звонят! — съехидничал я, отлично понимая, что адвокату, да и Мише-островитянину сейчас было не до моих плоских шуток. И точно: Миша показал мне здоровенный кулачище. — Что за манеры! — притворно удивился я, не спуская глаз с благоговейного лица адвоката. — С кем это адвокат беседует, если не секрет?
— С королем! — совершенно серьезно ответил Миша-островитянин, загородив рот ладонью. Он также не спускал глаз с шефа.
— На каком, интересно, языке? — на душе у меня полегчало. Сделка, которую мы почти оговорили, меня вполне устраивала: получить кучу денег ни за что было огромной удачей. Старался не вникать в глубь их планов, зачем им досье.
— Вы что, не слышите, — наклонился ко мне Миша-островитянин, — я поясняю: шеф говорит на новогреческом.
Вернув трубку Мише, адвокат Эдик обернулся ко мне. Лицо его отражало целую гамму чувств: от решимости до испуга. Я сразу понял: разговор с невидимым собеседником касался моей скромной персоны.
— Сейчас, господин Банатурский, мы втроем поедем в гости к одному из самых влиятельных людей нашего демократического острова.
— Он — человек состоятельный?
— Не говорите глупостей! — обрезал адвокат. — Влиятельные люди нищими не бывают. Итак, господин писатель, прошу вас запомнить: во время беседы никаких лирических разглагольствований, никаких ваших хохмочек не употреблять. Каждая минута этого человека стоит очень дорого.
— Что же, мне молчать и слушать?
— Ваше дело слушать и отвечать на его вопросы. Односложно: «да», «нет».
— А что за деятель, к которому направляемся — губернатор, известный писатель?
— Меньше вопросов, Банатурский! Одно скажу: нас ждут там, куда опаздывать не рекомендуется! — Миша первым шагнул к выходу. — Ну, как говорят у вас в России, ни пуха, ни пера, ни острого топора!
— К черту! — отозвался адвокат, усаживаясь на «руководящее» место рядом с водителем…
КАК НАС УЧИЛ ТОВАРИЩ ЛЕНИН
И снова я мчался по Кипру, не зная куда. Боковые стекла «симки» имели особые свойства: сопровождающие видели меня отлично, зато я не видел ни сидящих впереди, ни пейзажа, ни дороги.