Мы стояли у разграбленного саркофага посреди раскиданных в беспорядке вещей, поломанной мебели, осколков алебастра и обескураженно озирались вокруг. И вдруг услышали печальный протяжный звук, похожий не то на стон, не то на жалобный всхлип.
Мы переглянулись.
- Аллах! Аллах! - словно заклинание, пробормотал Сабир.
Снова раздался тот же унылый и полный невыразимой боли стон.
Сабир попятился к двери. Но, глянув на нас, остановился и смущенно начал приглаживать свои усики.
- Что это может быть, Алексей Николаевич? - спросил Павлик.
Похоже, ему тоже стало немножко не по себе. Да и не удивительно: трудно не поддаться хоть на миг страху, услышав такие загробные завывания где-то в недрах горы, возле пустой гробницы.
- Конечно, не тоскующая душа Хирена, - сказал я. Вероятно, какой-нибудь любопытный звуковой эффект. Может быть, природный, а возможно, придуман специально для устрашения. Потом разберемся, а пока, наверное, надо отсюда уходить и запечатать камеру. Она, похоже, прямо вырублена в том же радиоактивном граните, что и в пирамиде, и зря торчать здесь не стоит. Как вы думаете, Сабир?
Упоминание о радиоактивности, как я и надеялся, сразу вернуло геолога из призрачного мира суеверных страхов к деловой, хотя, пожалуй, и более опасной, действительности. Он подошел к стене, похлопал по ней ладонью и сказал:
- Да, порода та же, но на всякий случай сделаем анализ.
"Разве не забавно и не парадоксально? - подумалось мне. Радиоактивности, которая меня, признаться, немножко тревожит, Сабир вовсе не опасается, а вот мистической "мести" давным-давно погибшего фараона боится! И ведь где-то в глубине души всерьез верит, будто покойник может бродить по этим мрачным подземным коридорам и завывать, отпугивая врагов".
Мы заложили камнями пролом в дверях, замазали его гипсом. Сабир, напустив на себя весьма торжественный вид, опечатал двери, поставив оттиск медной печатки со своим именем и изображением государственного герба.
Больше в этот день мы ничего осматривать не стали. После ужина я сел и при свете фонаря, вокруг которого тучей вились ночные бабочки и мошки, написал короткий отчет о первом осмотре гробницы, чтобы утром отправить его с нарочным в ближайшее почтовое отделение, а оттуда - в Каир, в Службу древностей. Потом лег спать и, пожалуй, только теперь по-настоящему почувствовал грустное разочарование оттого, что заветная гробница, которую мы так долго искали, оказалась так жестоко разграблена.
Но что делать: не я первый из египтологов испытываю подобное разочарование. Счастливчиков, которым повезло больше, можно, пожалуй, пересчитать по пальцам. Горьковатое утешение, но ничего не попишешь...
Наутро Сабир снова отправился в погребальную камеру со своими приборами, а мы с Павликом решили разведать до конца нижний коридор. Геолог робко намекнул, что было бы лучше, если бы мы сопровождали его, но я твердо решил предоставить ему самому избавляться от суеверных страхов перед завывающей "душой фараона" и посоветовал:
- А вы прихватите своего помощника. Что-то он мало вам помогает, больше крутится возле повара...
До пролома в потолке коридора мы дошли вместе. Потом мрачный Сабир со своим молчаливым помощником, навьюченным приборами, полез выше, в погребальную камеру, а мы пошли дальше по коридору, уводившему нас все глубже вниз, словно в самое сердце горы.
- Откуда-то тянет свежим воздухом, вы чувствуете, Алексей Николаевич? - сказал за моей спиной Павлик.
Молодец! Все замечает. Из него получится, кажется, хороший археолог.
- Верно, - откликнулся я. - Видно, тут есть какие-то сквозные переходы. Все разведаем...
Однако дальше нам пройти не пришлось. Дорогу преграждал песчаный завал. Придется его разгребать.
Мы вернулись в лагерь, но Сабир уже опередил нас. Он даже, видно, успел принять душ, волосы у него блестели, сидел в палатке и что-то сосредоточенно писал.
- Ну, как результаты? - спросил я. - Есть радиоактивность?
Геолог молча кивнул, не прекращая работы.
- Большая?
Сабир посмотрел на меня далеким, отсутствующим взглядом, поморгал, коротко ответил:
- Да, - и сунул мне, чтобы не докучал, какой-то листочек, опять склоняясь над столом.
Он писал по-английски. Это была, видимо, страничка из отчета, который он готовил для отправки в Каир:
"Предполагается, что все эти урановые рудопроявления были первоначально образованы гидротермальными растворами, связанными с третичной вулканической деятельностью в данном районе. Подымающиеся кислые вулканические растворы могли выщелачивать и захватывать с собой первичный уран..."
Ни слова о фараоне Хирене и о его таинственной гробнице. И правильно: геолога Сабира интересует совсем иное, чем меня. Сейчас он больше занят будущим своей страны, чем ее древним и славным прошлым.
- А как там, в камере, завывает? - спросил Павлик.
- Что? - не понял Сабир.
- Я говорю: воющие звуки по-прежнему раздаются?
- Воет, воет, - буркнул Сабир, продолжая торопливо писать.
Теперь ему не до мистических духов, - и это тоже неплохо.
Пока не пришло официальное разрешение из Каира, мы не хотели заниматься детальным осмотром погребальной камеры и разборкой уцелевших в ней после грабежа вещей. Но чтобы зря не терять времени, рабочие начали разгребать песчаный завал.
Один за другим выходили они из недр горы, неся на плечах плоские корзины с песком, и размеренно пели в такт своим шагам. Те же корзины, такие же коротенькие рабочие фартуки, не стесняющие движений, как и у древних строителей, - казалось, перед нами вдруг ожил резной барельеф тысячелетней давности!
И песня, несомненно, восходила еще к тем незапамятным временам, когда в храмах звучали гимны солнечному богу Атону:
Сколько ночей,
Сколько дней...
Ты, солнце, даруешь
Нам сияние дня!..
Песка оказалось много. Рабочие выносили корзину за корзиной, а он все сыпался и сыпался откуда-то...
Откуда? Мы с ребятами все время размышляли об этом.
- А не связан ли в этом месте коридор с тем колодцем, куда вы провалились? - высказал Павлик догадку. - Там на дне песок.
- Ну и что же?
- А то, что незачем было просто так сыпать песок на дно колодца, верно? Видимо, колодец сквозной, ведет из верхнего коридора к нижнему, отсюда и тяга воздуха, которую вы заметили, - подхватил Женя Лавровский.
- Возможно. Значит, он как бы двойной ловушкой служил: на тех, кто шел по нижнему коридору, из него сыпался песок. А из верхнего коридора в колодец проваливались.
- Ловко! - восхитился Андрей.
- Это, брат, гениальный Хирен, а не какой-нибудь древний архитектор-халтурщик, - хлопнул его по плечу Женя. - Тут все продумано.
- Подозреваю, было у этого колодца еще и третье назначение, - сказал я.
- Какое же?
-А вы не задумывались, как выбирались из гробницы строители после того, как заделали наглухо потайной вход из нижнего коридора в верхний? Грабители знали или догадались, где надо пробивать плиту, чтобы пробраться к погребальной камере. Но ведь строители положили эту плиту-то сверху, как бы закрыв дверь изнутри. А потом както выбрались оттуда, не остались же они в гробнице.
- А если их там все-таки оставили? Сделали свое дело - и погибайте. Ведь наверняка потом всех рабов-строителей гробницы казнили, перебили, чтобы никто не мог раскрыть ее тайны, сказал Женя Лавровский.
- Да, он, пожалуй, прав, - поддержал его Павлик. - Разве не сохранился поразительный документ, в котором один чиновник докладывал о строительстве вот такой же потаенной гробницы: "Я один управлял работами, когда в скале высекали усыпальницу для его величества, так что никто ничего не видел и ничего не слышал..."
Павлик помолчал и добавил:
- Нетрудно догадаться, что сталось при этом с рабочими, а их, верно, были сотни, если не тысячи. И, конечно, Хирен распорядился поступить с ними так же безжалостно, оставаясь сыном своего жестокого времени.