Голограмма зашла в дверь, и Андрей сразу же выключил аппарат. Теперь он знал, где жила незнакомка. Этот дом был известен многим жителям города как дом профессора Льва Борисовича Тальвина.
Андрей повернул тот же цветок в калитке. Она открылась. Проникнув во двор, он обошёл здание вокруг, заглянул в окна нижнего этажа. Но всё было погружено во мрак, хозяева спали.
Загадка ещё оставалась не разгадала, но он уже твёрдо знал, что странный огонь — дело рук человека. Что являл он собой, предстояло еще выяснить, а сейчас необходимо было вернуться домой и срочно заняться усовершенствованием изобретения.
Одновременно с работой над аппаратом Андрей продолжил наблюдения за домом профессора. Вскоре он уже знал, что в нем живут трое: отец, дочь и старая домохозяйка, которая следит за порядком, ведет хозяйство, но живет отдельно от них на соседней улице и совершенно не вмешивается в прочие дела.
Внутри дома — две большие лаборатории, одна — самого профессора другая — его дочери Огнесы. Что делается за стенами этих лабораторий, не знал ни один человек.
Следя за дочерью Тальвина в течение месяца, Андрею не удалось заметить что-нибудь особенное, и в частности — появления странного свечения. Огнеса вела себя самым обычным образом, и слухи об огненной девушке перестали будоражить людское воображение. Однако в ходе наблюдений он познакомился с еще одним частым гостем дома Тальвиных — аспирантом Константином Рудом. Выяснилось также, что профессор Тальвин уехал на два месяца в Крым. Надо было серьезно подлечиться. Врачи предложили ему оставить преподавательскую работу и довольствоваться спокойной жизнью пенсионера. Но Лев Борисович не мог оставаться в стороне от жизни, потому что жизнь — это была его работа.
В связи с ухудшением здоровья ему пришлось отступить от прежних принципов и отдаться в руки врачей на такой срок, который бы позволил восстановить хотя бы наполовину его здоровье и силы. Он считал, что два месяца в больнице и два месяца в санатории дадут требуемый эффект.
Всё это время Огнеса жила одна, если не считать частые визиты Константина. В этот вечер он тоже не замедлил появиться ровно в семь вечера. Огнеса сидела в кресле, склонившись над книгой, когда в дверь позвонили. Недовольно оторвавшись от белых страниц, она пошла к наружной двери, заглянула в глазок и, увидев знакомое лицо, открыла.
— Здравствуй, Огнесочка, — Константин с порога протянул ей три красные гвоздики.
— Проходи, — вяло ответила девушка. Именно Константина ей хотелось видеть меньше всего. В своих отношениях человек всегда стоит на распутье трёх дорог: любви, ненависти и равнодушия. Кто может быть равнодушным, тому не приходится говорить ни о любви, ни о ненависти. Обе эти дороги закрыты для них. Труднее тем, кто не может в силу природных качеств оставаться равнодушным, им приходится выбирать, а выбор всегда труден. Выбирать же между любовью и ненавистью тяжело вдвойне.
Для любви к нему Огнеса была слишком умна и видела в нём слишком много пороков, таких, какие не могли затмить ни его слащавая любезность, ни изысканные манеры, ни подарки. В человеке она больше всего ценила душевную красоту, порядочность, благородство, и поэтому в отношении к Константину ей оставалась, мягко говоря, неприязнь. Она всё чаще и чаще замечала её следы в себе: ухаживания его казались ей противными. Она чувствовала в них фальшивые ноты, не верила ни одному его слову, но повода не принимать его в доме не было.
Он учился в аспирантуре в том же институте, где преподавал Лев Борисович, и консультировался у него по поводу диссертации, которую писал вот ужа три года. Было ему далеко за тридцать, а он пока не сумел взобраться даже на первую желанную ступень, так что прекрасное будущее оставалось далеко за горизонтом. Он мало что имел, а конкретно — имел только некоторый шик в одежде и холёное лицо. Но, как догадывалась Огнеса, он не избегал косметического кабинета, очень следя за своей внешностью. Вот и сейчас от него резко пахло какими-то сильными духами, а кожа лица лоснилась вместе с кожаным пиджаком.
— Скучаешь в одиночестве? — осведомился он, без приглашения усаживаясь на диван в гостиной.
— Нет, почему же. Занимаюсь кой-какими домашними делами.
Константин закинул нога за ногу, красуясь перед девушкой. Его светло-русые волосы были зачёсаны аккуратно назад, а чтобы не рассыпались, смазаны бриолином. Бледно-голубые глаза, если что-то и выражали, то это довольство самим собой. И хоть он пока ничего еще не достиг, но наметил многое. Сначала шла кандидатская диссертация, потом машина. Машина ему нужна была потому, что он собирался защищать докторскую. А что же это за доктор без машины? Это то же, что музей без музейных реликвий, или, проще говоря, олень без рогов, корова без молока, козел без бороды. Кстати, борода у Константина была запланирована параллельно с машиной, но выросла гораздо быстрее, чем счёт в банке. Пока он копил средства на автомобиль, выросли пушистые белесые бакенбарды и широкая овальная борода. Так что внешне к получению звания доктора он был полностью готов. Оставалась самая малость: накопить деньги на машину, защитить кандидатскую и написать докторскую. Затем следовала вилла на берегу Чёрного моря, замок в Париже и для экзотики — какой-нибудь остров в Индийском океане.