Дизайнер исчезает в глубине салона машины; куда он едет — неизвестно.
Его квартира располагается на Левом берегу, на набережной, с видом на Сену. Как и каждую ночь, исходящее из нее белое сияние могло бы почти осветить реку. Непроницаемые для взора окна никогда не открываются. Проникнуть в тайное убежище невозможно. За старыми камнями стен скрывается берлога площадью более трехсот квадратных метров с ультрамодным дизайном. Как в фильме, вдохновленном Стэнли Кубриком, и мебель в серых, белых и серебристых тонах, и холодильник из нержавеющей стали, наполненный низкокалорийной кока-колой, словно ожидают своего хозяина уже много тысяч лет. Единственный след недавнего пребывания — кипа листов бумаги, книг и журналов, беспорядочный вид которой нарушает текучие линии футуристического декора. «Это место для того, чтобы поспать, принять ванну и поработать»2, — уточняет Карл Лагерфельд. На одном из столов из кориана лежит пара темных очков. Чуть дальше — пара кожаных митенок. «Представьте, как Карл в тишине своей комнаты снимает темные очки, накладной воротничок, развязывает катоган… Что остается? Никто не знает. Он живет в маске. И горе тому, кто захочет сорвать с него эту маску»3, — предупреждает Жани Саме, бывший редактор раздела моды газеты Figaro.
У Карла Лагерфельда есть свои привычки.
«Я предпочитаю возвращаться домой вечером, в этом состоит преимущество частных самолетов. Я — честный человек, я не сплю в чужих постелях! Это также из-за Шупет»4.
На полу вырисовывается бесформенная тень священной бирманской кошки. Но действительно ли дома ее хозяин сегодня вечером? Кутюрье удался ловкий ход — никогда не быть там, где, по мнению всей планеты, он сейчас находится.
Раскрываются створки из матового стекла, вытянувшиеся вдоль всей стены. За ними виднеется огромная библиотека. Сотни трудов сложены друг на друга, занимая пространство от пола до потолка. Книги — это его жизнь, чтение — это «серьезная болезнь, навязчивая патология»5, от которой он не хочет лечиться. Дизайнер, читающий одновременно два десятка книг, — обладатель нескольких библиотек, разбросанных по всему миру, во всяком случае, их столько же, сколько у него домов. Между тем среди трехсот тысяч книг по искусству, фотографии, среди романов, философских сочинений на трех языках есть всего несколько книг, с которыми он не расстается никогда. Они — фрагменты как пережитой, так и вымышленной истории. Тайная нить связывает Слова Сартра и Обжигающее лето Эдуарда фон Кайзерлинга со стихами Катрин Поцци. Разгадать эту связь значило бы понять, как создавалась легенда Кайзера, героя романа, написанного в наши дни.
Среди этих книг одной из первых стал роман Бальзака Беатриса… В десять лет маленький немецкий мальчик нашел это произведение в библиотеке родительского дома и выразил желание прочитать. Его мать Элизабет возразила, что ему остается только выучить французский. Тогда он выучил французский язык, а потом, разобравшись в этой истории, был заинтригован. «Я вспоминаю Беатрису в ложе, с розовым муслиновым шарфом, скрывающим морщины на ее шее, появившиеся в 32 года. Я сказал матери: „Зачем эта идиотка носит шарф?“»6
На прикроватном столике почетное место занимает другое сочинение — О Германии. Слова мадам де Сталь вызывают в памяти далекие пейзажи другой страны, другого времени, которые тоже немного принадлежат ему. Прошлое, которое мы так часто необдуманно отметаем, возможно, не так уж далеко.
В тихом уголке
Последние лучи холодного солнца проникают через одно из окон большого белого дома. Они подчеркивают резкие охряно-черные тона висящей на стене картины. Речь идет о копии Круглого стола короля Фридриха II в Сан-Суси Адольфа фон Менцеля. Произведение было окончено в 1850 году, но на нем изображена сцена, происходившая веком раньше, в сердце Европы эпохи Просвещения: один из самых закрытых людей, каким был король Пруссии, архетип просвещенного деспота, знал толк в том, как устроить в своем дворце в Потсдаме летнюю резиденцию и тайный приют для своих более или менее пикантных развлечений.
Сцена разворачивается в круглой комнате. Свет, проникающий через застекленную дверь, и террасами спускающийся вниз сад создают искусное смешение атмосферы интимной трапезы, которую подчеркивают золотисто-коричневые тона тканей, и игривого, залитого солнцем веселья, которым дышит эта картина. Коринфские колонны поддерживают купол, откуда спускается люстра из богемского хрусталя. Монарх сидит в окружении девяти приглашенных. Он — в центре, его лицо обращено к лицу Вольтера, который, чуть наклонившись вперед, беседует с ним. На голове философа — парик, он одет в бархатное одеяние сиреневого цвета с кружевным жабо.