– Я могу вам чем-нибудь помочь, мистер Гун?
– Чего вы все здесь околачиваетесь? – не очень вежливо спросил полицейский. – Хоть плачь, хоть смейся, ну никуда не могу от вас деться. Так и болтаетесь за мной хвостом.
– А мы то же самое думаем про вас, – сказал в ответ Фатти. Он наблюдал за угрюмым мужчиной, который стоял невдалеке у бровки тротуара и продолжал читать свою газету о собаках и лошадях. Фатти хотел выяснить, а не ждет ли он, пока ребята и мистер Гун уйдут, чтобы опустить письмо в ящик. Или он действительно дожидается своего брата?
– Вон на той стороне кондитерская лавка, – сказал тихим голосом Фатти, опуская свой конверт в ящик. – Пошли туда, что-нибудь купим. Почтовый ящик из лавки виден, и мы сможем продолжать наблюдение. Зато, если Пошлипрочь или этот хмырь бросятся к ящику опускать свои письма, они не будут знать, что мы следим за ними.
Они перешли улицу и вошли в лавочку. Ларри и Дейзи затеяли спор, что купить: мятные леденцы или ириски, а Фатти не отходил от стеклянных дверей, внимательно наблюдая за почтой. Он видел все, а его видно не было, так как в лавочке было довольно темно.
Хмурый мужчина сложил газету и стал оглядываться по сторонам, явно кого-то поджидая. Мистер Гун исчез в табачной лавке. Фатти затаил дыхание. Может, вот сейчас этот мрачный тип подскочит к почтовому ящику и опустит письмо?
Подъехала машина. Водитель, подняв руку, крикнул какое-то приветствие, и хмурый мужчина ответил. Открыв дверцу, он сел рядом с водителем, и машина сразу же поехала. Фатти так тяжело вздохнул, что все оглянулись.
– Он не опустил никакого письма, – сказал Фатти. – Он сказал правду. Кто-то заехал за ним на машине. Вот черт! Пшик! Все лопнуло!
– Да если бы даже он опустил письмо, мы все равно не могли б до него добраться, – сказал Ларри. – Мы ведь не знаем его имени и вообще ничего о нем не знаем. Вот я думаю – очень странно получается. Никто из пассажиров не бросил письмо в ящик, а каждый понедельник письмо отсюда отправляется!
– Ну, надо подождать до 11. 45, когда придут вынимать почту из ящика, – решил Фатти. – Вдруг кто-то из пассажиров вернется. А, вот и мистер Гун! Пошел на рынок. Наверное, купит себе масла и сливок, чтобы еще немного потолстеть!
Дети терпеливо ждали у почты, пока не появился почтальон и не вывалил письма в мешок. Никто так и не подошел с письмом к ящику. Это было для ребят полным разочарованием.
– С чем приехали, с тем и уезжаем, – мрачно заметил Фатти. – Даже противно! Наверное, мы еще не настоящие детективы. Зря надеялись! Ладно, отправляйтесь на рынок, а я буду думать. Хочу как следует поразмыслить. Может, и придумаю что-нибудь гениальное!
Все двинулись к рынку, оставив беднягу Фатти в самом мрачном расположении духа.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
На рынке дети чудесно провели время. Каждая минута была наполнена весельем и радостью. Кругом стоял шум и смех, велись оживленные разговоры. Покупатели и продавцы обменивались шутками, стараясь перещеголять друг друга в остроумии. А как интересно было наблюдать за животными и птицами!
Они нашли сестру миссис Джолли, и та заставила их взять в подарок по большому коричневому яичку и кусочку домашнего масла к завтраку. Бетси была просто счастлива. Такие неожиданные подарки она всегда любила больше тех, которые ждешь заранее.
– О! Спасибо, – воскликнула она. – Вы такая добрая, в точности как миссис Джолли. Она дарит нам конфеты. А ваша фамилия тоже Джолли?
– Нет, меня зовут миссис Банн[3], – ответила сестра миссис Джолли, и Бетси чуть не сказала: «Вам так подходит эта фамилия!», но вовремя прикусила язык, потому что миссис Банн точно соответствовала своей фамилии: была большой, мягкой, теплой, с глазами как ягодки черной смородины.
– Пойдем поищем Фатти, пусть придет сюда, посмотрит, какой замечательный рынок, – сказала Бетси. – Мне жалко его, он там один переживает. Мы запутались в этом деле, и я не верю, что Фатти может нас распутать.
– А вон и наша художница, смотрите, – сказал Пип. Действительно, посреди рынка стояла девушка и быстрыми движениями руки в упоении рисовала все, что видела: животных, птиц, людей. Ребята подошли посмотреть, и им очень понравились ее зарисовки.
Потом Бетси пошла искать Фатти. Он сидел на уличной скамейке, погруженный в свои мысли. Бетси посмотрела на него с восхищением. Она уже видела его взрослым, умным, раскрывающим такие глубокие тайны, какие не под силу никому другому. Когда она подошла поближе, он от неожиданности вскочил.
– Ах, Фатти, прости! Я тебя испугала? Сходи обязательно на рынок. Это так интересно! Ну, пойдем!
– Я еще не додумал все до конца. Давай, сядь рядом, послушай. Может, пока я буду вводить тебя в курс дела, какие-то вещи прояснятся для меня самого.
Бетси пришла в восторг.
– Конечно, Фатти, пожалуйста, говори! Я буду внимательно слушать, не пророню ни слова.
– Да нет, ты можешь тоже говорить. Я считаю тебя очень проницательной девочкой. Никогда не забуду, как ты догадалась про разносчика телеграмм! И только по тому, с каким обожанием смотрел на меня Бастер.
При упоминании своего имени Бастер поднял на них глаза. Настроение у него было плохое: его все еще держали на поводке, а ему ужасно хотелось помчаться на рынок, откуда доносились такие восхитительные запахи! В слабой надежде он легонько повилял хвостом.
– Бастер, по-моему, тоже размышляет, – заметила Бетси. Фатти на ее слова не обратил никакого внимания. Погруженный в свои мысли, он глядел в пространство. Бетси решила не мешать ему думать: когда захочет, тогда и заговорит с ней. От нечего делать она стала пробовать крутить носом, как это делал хмурый сосед Фатти. Бастер с любопытством наблюдал за этим процессом.
Неожиданно на нее обратил внимание и Фатти.
– Что с твоим носом? – спросил он.
– Ничего, я просто пытаюсь крутить носом, как тот мужчина, – сказала Бетси и попросила: – Ну, говори со мной, Фатти, как ты хотел.
– Так вот, я пытаюсь определить, что нам надо сделать в первую очередь. Какое решение будет наилучшим. Нам известно, что в течение нескольких недель, по понедельникам, кто-то опускал здесь, в Шипсейле, письма, успевая до 11. 45. И каждое из этих писем приходило к кому-нибудь в Питерсвуде. Так. Теперь, если ты помнишь, я говорил, что это делает, скорее всего, человек, который живет в Питерсвуде и не только знает тех людей, кому пишет, но и обладает кое-какими сведениями об их прошлой жизни или об их делах.
– Все правильно, – сказала Бетси.
– Мы исходили из того, что, возможно, автор писем садится в автобус и, выйдя из него в Шипсейле, бросает письмо в ящик, – продолжал Фатти. – Поэтому мы сели в тот же автобус… и не нашли ни одного человека, кого можно было всерьез заподозрить. Теперь обрати внимание: все пассажиры автобуса были включены в наш список подозреваемых, но ни один из них не опустил письмо в ящик.
– Ты хочешь сказать, что и Пошлипрочь и викарий тоже были в том списке? – с удивлением спросила Бетси.
– Я записал всех до единого! – твердо сказал Фатти. – Мы можем запросто их вычеркнуть, если сочтем нужным, но включить надо было всех.
– В таком случае, я думаю, Пошлипрочь всех нас включил в свой лист, – неожиданно сказала Бетси. – Он и в автобусе оказался по той же причине, что и мы – посмотреть на пассажиров и узнать, кто опустит письмо.
Фатти с изумлением уставился на девочку. А потом вдруг разразился таким громким смехом, что Бетси даже оторопела.
– Я, наверное, сказала что-то смешное?
– Да нет, Бетси. Но ты помнишь, кто из пассажиров все-таки бросил письмо в ящик? – хитро улыбаясь, спросил Фатти.
– Никто не бросал, – сказала Бетси. – Хотя… постой… ну конечно! Ты!
– Именно! Я! И это заставит старика Гуна долго чесать в голове, соображая, почему изо всех его драгоценных подозреваемых только один отправил письмо, и этот один был его любимый негодяй – Фредерик Троттевилл!
Бетси теперь тоже хохотала.
– Ой, не могу! Но, Фатти, никому и в голову не придет подозревать тебя! Чтобы ты мог писать такие ужасные письма?!
– Гуну придет. Если будет хоть какая-то тень подозрения, он тут же поверит, что я украл бриллианты из королевской короны. Он так плохо обо мне думает, что считает меня способным на все. Представляю, в каком он сейчас состоянии! Кто же получит завтра очередное письмо?