— Ты никогда не закончишь этот портрет, — ворчал отец.
— Закончу. Это для портфолио.
Максел сел, достал сигарету, закурил.
— Только этого не надо рисовать.
— Вы не могли бы не курить? Это меняет все тени.
— Трудно.
Мама встала:
— Пойду помогу Марии прибраться.
— Не делай этого, Кэти Магвайр. У тебя на это есть муж. А тебе надо полежать. Слишком ты бледная, девочка моя.
— Максел, а вы грубиян. До сих пор говорите со мной как с маленькой девочкой в Ирландии.
— Для меня ты всегда будешь маленькой девочкой.
— Болван. — Она вышла, быстрым шагом пересекла лужайку, опустив голову под летним дождем. Вслед за ней вышел отец Роберта.
Максел задумчиво курил.
— Она хорошо спит?
— Не знаю.
Он молча рисовал. Тяжелые капли дождя стучали по стеклянной крыше, рассыпались тысячами брызг, скатывались водопадами по желобу и с журчанием исчезали в водосточной трубе. Небо потемнело; Роберт проворчал:
— Вот так всегда и бывает, — и подмешал чуть-чуть изумрудной краски в колер для морщин, идущих от носа к губам Максела. Губы шевельнулись.
— Роберт, у них плохо с деньгами.
Роберт поднял глаза.
— Не может быть!
— Как ты думаешь, сколько стоит пребывание в больнице с полным круглосуточным уходом? Твоя мама отказывается от предложений о работе, даже от участия в каком-то фильме.
— Она вам рассказала?
Облако сигаретного дыма. Сквозь него донесся голос Максела:
— По секрету. Но тебе нужно знать. Эта твоя работа… Экономь деньги. Ни о чем их не проси.
Дождь стучал и стучал. Роберт пробормотал:
— Вы бы побрились. Эта щетина — просто кошмар.
Он потерял дар речи. У них всегда были деньги. Более чем достаточно. Мама была известной актрисой, получала награды, ее агент еле успевал отбиваться от предложений. Роберт добавил красной краски в синюю, высветлил, потом затемнил.
Он вырос, не зная нужды в деньгах. У Дэна в кармане вечно было пусто, мать одна воспитывала его. Роберт платил за обоих — это был не вопрос. По крайней мере для него. Может быть, Дэну было неловко. Роберт никогда об этом не задумывался.
Осторожно положив краску на холст, он произнес:
— Они всё равно не перестанут платить за Хлою.
— Конечно, не перестанут. Но это их разоряет. Чем дольше, тем сильнее.
У Роберта дрожали руки. О картине уже не было и речи; он отложил кисти. От их стука Максел вздрогнул, поднял глаза. Роберт устало опустился на линялую голубую скамейку, как будто его внезапно покинули силы. Такое с ним уже бывало — когда он допускал к себе в сознание мысль о том, что Хлоя лежит там, маленькая Хлоя, не шевелится, не разговаривает. Сейчас. В эту самую минуту.
— Что с тобой? — спросил Максел.
— Ничего. Всё хорошо. Просто замечательно.
Дождь пошел сильнее. Максел встал, выглянул в окно.
Потом хрипло рассмеялся:
— Казалось бы, хуже уже некуда. Ан нет — идет Дэн.
Дэн приехал на велосипеде. Он направился было к дому, но, услышав оклик Роберта, поехал к ним по траве, пошатываясь, прислонил велосипед к стеклу, вошел, промокший до нитки.
Максел выбросил окурок на крыльцо.
— Есть такая вещь — дождевик. Слыхал?
— Дождевики — это для хлюпиков. — Дэн сел, и с него тотчас же натекла лужа. — Дождь только недавно пришел со стороны Уэйдена, вот я под него и попал. Когда выезжал, было сухо. — Он отжал волосы, которые нарочно отпустил ниже плеч, потому что какой же он хэви-метал-гитарист без длинных волос? — Смотри, что я тебе принес.
Это была воскресная газета, дешевая, бульварная. Отец Роберта не допустил бы появления в доме такой прессы.
— Макулатура, — поморщился Максел.
— Да, но смотрите-ка. — Дэн раскрыл газету на внутренней странице. Заголовок был мелкий, но кричащий: «Сенсационная находка! Обнаружено древнее святилище! Тайные древние ритуалы среди забытых лесов Уилтшира!»
— О боже мой, — простонал Роберт.
Фотограф, видимо, стоял на дороге. Должно быть, ближе его не подпустил Макс. Но на снимке была отчетливо видна верхняя часть кромлеха, а вокруг него на поле — железный забор.
«Это загадочное сооружение, более древнее, чем пирамиды, скрывает в себе величайшую, самую охраняемую тайну в британской археологии. В самом сердце таинственного монумента Эйвбери в строжайшем секрете ведутся раскопки забытого доисторического памятника, захороненного среди черных деревянных столбов».
— Как они пронюхали? — Он сразу подумал о Клариссе. Как она взъярится!
Дэн выпучил глаза:
— Это же Эйвбери. Тут толпы народу целыми днями бродят по полям, выискивая круги на траве, НЛО, маленьких зеленых человечков. Ты думал, никто ничего не заметит?
— Это там, где ты работаешь? — Максел с отвращением изучил заметку. — Ну зачем сосредоточивать всё внимание на человеческих жертвоприношениях? У наших предков и без того дел хватало.
— Следующей жертвой буду я, — пробормотал Роберт. — Она решит, что это я разболтал.
— Тебя трудно заподозрить.
— А она вообще не из рассудительных, — невесело рассмеялся Роберт.
— Но это же не ты, правда?
Роберт поднял голову. На него внимательно смотрели голубые глаза крестного отца.
— Нет, — тихо ответил он. — Не я.
На следующее утро в начале проселочной дороги, ведущей к раскопкам, появился охранник с мобильным телефоном. Прежде чем впустить Роберта, он долго советовался с кем-то. Крутя педали, Роберт задумался, законно ли это — не пропускать людей. В конце концов, он имеет полное право ходить по этой дороге.
Поле изменилось до неузнаваемости. Внешняя ограда стала выше, деревянные ворота, через которые две ночи назад перелезали он, Вязель и Роза, сменились высокими, железными. Из фургона вышел Маркус и сказал:
— Надеюсь, ты тут ни при чем.
— Не говорите глупостей. Если бы я был виноват, то разве пришел бы? Вам не кажется, что вы переборщили с секретностью? Или Кларисса рвет и мечет?
Маркус подмигнул ему, но было уже поздно.
— Роберт, я тебя предупреждала. — За спиной у охранника выросла Кларисса. Ее ледяной взгляд испепелил его. — Удивляюсь, как у тебя хватило духу явиться сюда.
— Это не я!
— Тогда кто? Собака?
— Кто угодно. Любой фермер мог в пабе проболтаться. Люди из Национального треста по охране памятников, ваши студенты, кто угодно. Вы не имеете права обвинять меня, но если вы хотите, я уйду. — «И подавись ты своей работой», — подумал он, развернул велосипед, разгоряченный, разозленный. Истерзанный совестью.
Ее голос пригвоздил его к месту.
— Этот Вязель. У него есть на лбу небольшой шрам? А на тыльной стороне руки — три ожога?
Помолчав, он сказал:
— Да.
Она выругалась.
Ключ. Надо вернуть его на место.
Он обернулся к ней.
Вид у нее был усталый, измученный.
— Ты ему рассказал?
— Нет. Он и сам знал. Честное слово.
К его удивлению, она хрипло рассмеялась.
— Я тебе верю. И не сомневаюсь, он нашел новых послушников. Возможно, женщин. Которые ловят на лету каждое его слово.
Роберт потер ручку велосипеда.
— Это когда-то случилось и с вами?
Он думал, она его убьет. Но она только проговорила:
— Да, Роберт. Я была студенткой, заканчивала университет. Я была лучшей на курсе, подавала надежды, должна была получить степень бакалавра с отличием первого класса. Люди считали, я смогу достичь всего, чего захочу.
Она села на перевернутое ведро, огляделась, ища глазами Джимми, потом понизила голос:
— Я встретила Вязеля в Оксфорде. Тогда его звали Гвион. Он не был ни студентом, ни преподавателем, просто время от времени выполнял какие-то работы для отделения кельтской культуры. Читал лекции, проводил семинары по валлийской поэзии. Это было его любимое занятие. Мы… подружились.