Они долго буравили друг друга взглядами. Потом она тихо произнесла:
— Ты изменился, Вязель. У тебя нездоровый вид.
Он рассмеялся, сцепил руки так, что стали видны три глубоких ожога.
— Богиня, я умираю, — коротко произнес он.
Среди столбов кромлеха метнулось что-то темное.
Роберт обернулся, ахнул.
Змея. Длинная, зеленая. Она, текуче извиваясь, выползла из-за деревянных столбов и направилась прямо к раскрытой калитке в железном заборе. В воздухе трепетал ее раздвоенный язык. Роберт проговорил:
— Она из…
— Да. — Вязель оглянулся. — Не выпускай ее на поле. — И тихо, сдерживая волнение, велел: — Закрой калитку.
Роберт послушался. В толпе почитателей Котла послышался крик, но Роберт помахал им; увидев, что Вязель никуда не делся, люди опять улеглись на землю, открыли новые банки с пивом.
Змея повернула и поползла вдоль забора, изнутри. Холодная чешуя с еле слышным шелестом терлась о металл. Она двигалась с ошеломляющей стремительностью; Кларисса отскочила, а у Роберта по спине заструился пот.
Змея огибала кромлех.
До чего же она была длинная, до чего же толстая!
Змея взяла в зубы кончик своего хвоста и замерла, разглядывая людей полуприкрытым глазом.
Кларисса сглотнула. Кажется, она лишилась дара речи, однако Вязель прошептал:
— В Эдеме тоже была змея…
— Она не настоящая.
— А ты ее коснись. И убедишься.
Она неуверенно склонилась, вытянула руку. Роберт распахнул глаза. Ну и выдержка у нее, подумал он. Пальцы Клариссы коснулись блестящей чешуи. Змея не шелохнулась. Кларисса отстранилась и встала лицом к лицу с Вязелем.
Он шагнул к ней, взял за руки.
— Богиня…
— Не зови меня так!
— Ну ладно, тогда Кларисса. Ты не хуже меня знаешь, откуда она приползла. Из середины этого кромлеха, из дерева, по которому мне предстоит спуститься. Из мира, в который ты раньше верила, а может быть, веришь до сих пор. Из мира, где меня ждет частица твоей души — бессмертная частица.
Кларисса сердито пожала плечами. У нее из косы выбилась непокорная прядь.
— Оставь меня в покое. Ты и так мне немало досадил. — Она решительно вышла и закрыла за собой калитку.
Тут подбежал Дэн:
— Смотрите-ка!
К раскопкам приближались полицейские. Их возглавляла Роза.
— Полиция. Мы пришли разобраться, что здесь происходит, — сказал один из них. — Все участники инцидента должны собраться на переговоры. — Он бросил взгляд на Вязеля, но тот ответил ему спокойной улыбкой.
— Не о чем тут говорить, — огрызнулась Роза. — Они пустят в ход бензопилу только через мой труп!
— Уверен, подробное и чистосердечное обсуждение разрядит обстановку. Может быть, пройдем в фургон?
Роза открыла рот, чтобы продолжить спор, но тут поймала на себе взгляд Вязеля и нехотя кивнула:
— Ладно. Я соберу представителей всех конфликтующих сторон. Но вы будете охранять кромлех. Пока мы не придем к соглашению, с ним ничего не должно произойти. Ничего. Договорились?
Полицейский кивнул, потом посмотрел на Вязеля:
— Как я понимаю, этих людей возглавляете вы?
Поэт с усмешкой покачал головой, потер щеку тонкими пальцами.
— Вас ввели в заблуждение. Я здесь чужой.
— Не согласен. — Но полисмен бросил на Роберта сердитый взгляд и кивком указал на забор.
— Могу я своими глазами увидеть ваш таинственный кромлех? Должен же я знать, из-за чего весь сыр-бор.
Вязель улыбнулся Клариссе. Она оцепенела от ужаса, но не успела сказать ни слова: Вязель уже широко распахнул калитку.
Полицейский вошел и оглядел деревянные столбы.
— Фантастика, — пробормотал он.
Роберт в изумлении озирался. Змеи нигде не было.
Вязель взглянул на Клариссу, вопросительно приподняв бровь, потом взял Розу под руку и повел к фургону.
— Надо протянуть до восхода луны, — тихо шепнул он. — Скажи остальным, пусть тянут время. Пусть обсуждают как можно подробнее и чистосердечнее. Побольше слов. Слова — это единственное оружие, какое у нас осталось:
Она усмехнулась.
— Не волнуйтесь, мастер. Мы вас не подведем.
Отец Максел пришел часов около семи. Увидев Дэна и Роберта, развалившихся на траве, он подошел и тяжело опустился рядом с ними.
— О вас трубят во всех вечерних новостях. Каково положение дел?
— Они всё еще ведут переговоры.
— С вашим друидом?
— Нет. Я думаю, он спит. — Роберт кивком указал на темный силуэт Вязеля, он лежал, завернувшись в одеяло, под деревом на краю поля.
Максел достал из кармана сверток, отогнал комаров.
— Принес вам перекусить.
— Мне пора возвращаться в паб. — Но вкусный запах заставил Дэна сесть обратно. — Ну ладно. Сначала разделаюсь с вашими пирожками.
Из фургона вышла Кларисса. Ее лицо пылало от гнева. Она метнула на ребят свирепый взгляд, прошествовала к воротам, распахнула их и протолкалась через небольшую толпу журналистов.
— Видимо, ей не удалось настоять на своем, — сухо заметил Максел и посмотрел на Роберта. — Иди-ка домой. Ты там со вчерашнего дня не был. Мать скоро вернется.
— Нет. — Роберт перевязал на ботинке шнурок, который и не думал развязываться. — Не раньше десяти часов.
Он чувствовал, как они переглянулись у него над головой. Понимал, что они искренне о нем беспокоятся.
— И что произойдет в десять часов?
Дэн запихнул в рот последний пирожок.
— Взойдет луна, — невнятно пробормотал он.
Отец Максел достал сигарету и зажигалку.
— Помоги нам Бог, — простонал он.
Без десяти десять на поле опустился ночной сумрак. Вокруг фонаря порхали ночные бабочки; за забором тихо шелестели спелые колосья, казалось, что поле нехотя отдавало накопленное за день тепло.
Почти все разошлись. Только из фургона продолжал доноситься гул спорящих голосов. Несколько самых стойких репортеров сидели в машинах и слушали музыку.
Дэн убежал на работу.
— Постарайся не попасть под арест, — в шутку напутствовал он друга, потом отвел Максела в сторону и тревожным тоном о чем-то с ним заговорил. Но, пройдя всего несколько шагов, он вернулся, присел на корточки рядом с Робертом, произнес очень серьезно:
— Роберт, возвращайся домой. Прошу тебя. Роберт посмотрел на Вязеля — тот уже проснулся и сел.
— Уже скоро.
Дэн бросил взгляд на Максела. Священник покачал головой.
Подошел Вязель. Если он и успел вздремнуть, то это ему совершенно не помогло. Вид у поэта был еще более изможденный, чем раньше; он снова сел, очень осторожно, и Максел сказал ему:
— Вам бы нужно лечь в постель.
Вязель пожал плечами:
— Мне нужно домой. И я там буду через считанные минуты.
Он поглядел на почитателей Котла, собравшихся вокруг костров, обвел взглядом смутные очертания живой изгороди. Над деревьями тускло мерцала одинокая звезда.
— Все поработали очень хорошо, — проговорил он. — Луна скоро взойдет.
Максел обеспокоенно сказал:
— Сынок, ты болен тяжелее, чем думаешь. Ну, какая тебе польза от луны?
— Еще какая, святой отец.
— Я отведу тебя в больницу. Не мешкая.
— Нет.
Максел стоял, нависая над ним своим могучим телом.
— Это тянется уже слишком давно. Ты нуждаешься в помощи. У тебя нет никакого дома.
Вязель опустил глаза и произнес:
— Вы принесли кое-что для Роберта.
С мгновение Максел только стоял, сверкая глазами. Потом достал дневник, посмотрел на него, сел. Протянул тетрадку, но, когда Роберт взялся за нее, не разжал пальцев.
— Я прочитал несколько страниц, — тихо проговорил он. Его лицо было мрачным.
Роберт спросил:
— Ну как? Очень плохо?
Священник сунул ему дневник.
— Я давно должен был заметить. Должен был понять, как она переживает.
Похолодевшие пальцы Роберта сомкнулись на пурпурной тетрадке, на серебряных звездах. Ему вдруг захотелось отдать ее обратно, оттолкнуть. Но вместо этого он сунул тетрадку в карман.