Выбрать главу

— А что будет с нами?

— Мы заперты. Если, конечно, ты не найдешь в мешке друида что-нибудь полезное.

Роберт поколебался, потом неуверенно снял мешок с шеи, раскрыл его, перевернул и потряс. Оттуда ничего не выпало. Он озадаченно пошарил внутри.

— Пустой! Но в нем было полно всякой всячины. Он был такой тяжелый!

Казалось, Король под маской посмеивается.

— Видимо, поэт хранит свои тайны лучше, чем мы думаем.

Роберт сердито сверкнул на него глазами. С потолка на шею упала капля воды, он подскочил от неожиданности. Потом спросил:

— Кларисса говорила, он сшит из кожи женщины. Это правда?

Король кивнул.

— Да. Ее звали Аоифе. Злая колдунья по имени Иухра полюбила ее мужа, она пригласила Аоифе искупаться с ней и превратила ее в журавля. Птица полетела к дому властелина морей Мананнана и прожила там двести лет. А когда она умерла, он сшил из ее кожи мешок и положил в него свои сокровища. И отдал этот мешок поэту.

— Вязелю?

— Всем поэтам. Каждому поэту. — Король с любопытством поднял мешок. — Говорят, что во время прилива мешок наполняется так, что не поднять, а во время отлива пустеет.

Роберт хлопнул ладонью о камень.

— Красота!

— Но и сейчас он не совсем пуст. — Король протянул ему мешок. — Послушай.

Роберт взял мягкую кожу, приложил к ней ухо, побаиваясь, как бы изнутри что-нибудь не выскочило. Сначала услышал только тихое поскрипывание кожи, потом — еле различимый звук, тихий шепот.

— Что это?

— Слова, — ответил Король. — Этот мешок полон слов.

Слова звучали на всех языках. Громкие жаркие споры и тихие мольбы, запутанные объяснения и простые молитвы. Слова обманывали, повелевали, бранили, требовали. Сквозь бессвязный рокот пробивалась хрупкая мелодия слогов, как будто из мешка звучала одновременно вся поэзия и реального мира, и Потустороннего, чей-то голос перебирал хитроумно нанизанные звуки, четко проговаривая и гласные, и согласные, и в этих загадочных устах они становились непохожими друг на друга, как деревья в лесу. Можно подумать, в мешке шла невидимая работа, нескончаемая, она продолжится до тех пор, пока не будет сотворено нечто невероятное, пока на свет не появится новая сущность. Роберт поймал себя на том, что вспоминает голос Максела, читающего Евангелие среди свечей на рождественской службе. «В начале было Слово».

Он медленно опустил мешок.

— Я художник. Я ничего не понимаю в словах.

— Но поэта здесь нет, и мы должны сделать всё, что в наших силах. — Король встал. — Я бы предложил тебе сунуть руку в мешок, зачерпнуть и достать из него пригоршню звуков и значений.

Чувствуя себя совершенно обессиленным, Роберт опустил руку в мешок. Зачерпывать было нечего, но он всё равно достал пригоршню неведомо чего, и эта неощутимая дымка стала просачиваться сквозь пальцы, она твердела, скручивалась, со стуком падала на меловой пол. На миг неслышимые звуки превращались в палочки огама, но, едва коснувшись земли, рассыпались ворохом оленьих рогов, кремневых ножей, широкими коровьими лопатками.

Король вздохнул, подобрал одну из находок.

— Кирка из оленьего рога. С ее помощью тысячи лет назад была построена эта гробница.

Роберт поднял еще одну вещицу, подержал в руке. Отростки были острые, а рукоятка гладкая, будто отшлифованная множеством рук. Он посмотрел на камни сводчатого потолка.

— Тогда мы тоже пустим их в дело.

* * *

Как хорошо было снова очутиться в седле! Но чтобы проехать сквозь лес, приходилось раздвигать деревья, а это было нелегко. Деревья сопротивлялись, не желали освобождать дорогу, а пропустив ее, сразу же смыкались. Но на краткое мгновение она всё же пустила Калли вскачь по изрытому склону холма. Над головой сияла полная луна. Она словно ехала ночью по знакомым меловым холмам. Вокруг сновали ночные бабочки, летучие мыши, перепархивала с дерева на дерево сова, а кое-где, в низинах, блестели светлячки, их слабенькие огоньки терялись среди зарослей папоротника и вереска.

Но постоянно сдерживать деревья в отдалении было нелегко, и когда она на минуту расслабилась, они тотчас же придвинулись ближе. Хлоя устала от постоянной борьбы с ними. Казалось, они куда-то направляют ее, образовав длинную дорогу, поросшую гладкой травой, чтобы она скакала туда, куда они хотят, всегда вниз, под гору. А вдалеке угасал ветер, и на землю опускалась полуночная тишь.

Где-то впереди должен быть шестой каэр. Она знала, что каждый круг уводит ее глубже и глубже, но при этом круги становились всё шире, а лес между ними густел на глазах. И в лесу было уже не так пусто: он бурлил, изобиловал жизнью. Она слышала вой волков, хрюканье кабана в зарослях кустарника, видела его щетинистую спину. Но это ее не встревожило. Чего бояться? Она же королева Потустороннего мира!

Роберт остался далеко позади. Ей не хотелось об этом думать. Кларисса наверняка сумела остановить Вязеля. Никто из них серьезно не пострадает. И все-таки она натянула поводья, перевела Калли на шаг, оглянулась на деревья, выстроившиеся фантастической аллеей.

Потом на нее холодным камнем навалилось во всей грандиозности осознание того, какую гнусность она приказала сделать Королю. Она представила, какой ужас вспыхнул в глазах Роберта, когда он увидел над головой занесенный нож, словно наяву услышала его пронзительный крик.

Она остановила лошадь.

Что с ней происходит? Она прижала ладони к щекам, нащупала скулы и глаза. Поводья выпали из рук, и Калли принялась щипать темную траву.

Роберт.

Она всегда смотрела на него свысока. Он был старше, всегда стоял рядом, а в первый школьный день держал ее за руку. Она припомнила, как сердилась, когда поняла, что всегда будет моложе его, что никогда его не догонит. Как мама всегда отрезала ему самый большой кусок торта, потому что он мальчик.

Какая глупость — завидовать этому.

Но ведь нельзя же убить человека в мире, которого не существует.

Или можно?

Она оглянулась.

Надо бы, пожалуй, вернуться домой. Вязель наверняка знает, как это сделать. И там ее будет ждать Максел. А если она дойдет до седьмого каэра и найдет Престол, то никогда больше не увидит ни Максела, ни маму с папой, ни девочек в школе. Ни даже Тома Уилэна. На миг ее захлестнула острая боль, но потом зашелестели на ветру деревья Потустороннего мира, и смутные лица растворились во мраке.

Они казались далекими, ненастоящими. Может быть, она просто уснула и увидела их во сне. А может, там, снаружи, вовсе нет никакого мира.

Звякнула упряжь. Калли фыркнула, опустила голову.

Хлоя похлопала ее по шее:

— Не бойся. Осталось уже недалеко.

Раз она королева, в ее силах приказать шестому каэру, чтобы подошел поближе.

Но, подняв голову, она обнаружила, что дорога кончилась.

Путь преграждала паутина. Густая, плотной пеленой опутавшая деревья.

* * *

— Осторожно! Идет!

Камень покачнулся. На обращенное вверх лицо Роберта посыпалась земля; он закашлялся, отряхнулся, протянул руки кверху. На его плечах сидел Король, и Роберт шатался под его тяжестью. Король вонзил кирку в открывшуюся трещину, пытаясь ее увеличить.

Посыпался мелкий гравий, потом с громким треском камень подался. Король вытащил его, бросил вниз; потом сунул в открывшийся провал обломок оленьего рога и стал долбить им снизу вверх. Наконец рог пронзил земляной пласт, причем так внезапно, что Король чуть не упал. Роберт шагнул вбок, чтобы удержать его на плечах.

— Выбрались!

В скважину ворвался холодный ветер.

Отверстие было совсем узкое, фигура Короля полностью заслонила его. Король работал изо всех сил, выкорчевывал камни. Роберт крепко держал его ноги, морщился от боли в груди и думал о Клариссе — ох и разъярится же она за то, что они разрушили гробницу. Как-никак это древний памятник.