Я попал на дачу в Новгородск. губер., ст. Боровенка, село Санталово (40 верст от него), здесь я шел пешком, спал на земле и лишился ног. Не ходят. Расстройство /неразборчиво/ службы. Меня поместили в Коростецкую "больницу" Новгор. губ. гор. Коростец, 40 верст от железной дороги.
Хочу поправиться, вернуть дар походки и ехать в Москву и на родину. Как это сделать?".
Коростец -- это, конечно же, Крестцы. И тот факт, что из больницы пишет он доктору в Москву, печален.
Он в плохом состоянии. "Издатели под видом брата приходят ко мне в больницу, чтобы опустошить, забрать рукописи, издатели, ждущие моей смерти, чтобы поднять вой над гробом поэта. И по нескольку лет заставляли валяться стихи. Будьте вы прокляты!". У него были галлюцинации. Никто к нему в больницу не приезжал, понятия не имели, где он и что с ним. То, что записывал, он прятал в наволочку и спал на ней. Насчет того, что они ценить умеют только мертвых, правда, сказанная мягче и весомее другим поэтом.
В больнице ему стало еще хуже. Врач констатировал очевидное: отек тела и паралич. Еще три недели мук, ибо в больнице никак его не лечили. По другим источникам, у него еще был туберкулез в открытой форме, гангрена, но это домыслы. Начались пролежни, никто за ним там не ходил, не ясно даже, кормили ли. Митурич раздобыл телегу и увез полуживого поэта обратно в Санталово.
Говорят, морские слоны уходят из стада в морскую пучину, когда предчувствуют близкую смерть. Особая порядочность этого человека сказалась в критический момент его жизни. За полмесяца до смерти тяжело больной поэт попросил, чтобы его перенесли в заброшенную баню, чтобы не заразить обитателей дома, в особенности детей.
-- Муж мой говорит, -- продолжает Степанова, -- сосед Хлебников просится в баню, давай его перенесем. Хлебников сам попросился в баню, чтобы не заразить хозяев. Положили его в баньке. Муж ходил, подкладывал ему соломки. Перед смертью больной попросил, чтобы ему васильков букет принесли.
28 июня 1922 года Хлебников в этой баньке умер. Возможно, малярия привела к сердечной и почечной недостаточности, но это наши сегодняшние домыслы. Умер, и все тут. Последнее слово, произнесенное им в этом мире, было "Да-а-а..." Страшно сказать: смерть привела сумбурную жизнь поэта в порядок.
Узнали старики, стали гроб делать. Положили его в гроб и сразу поставили гроб на телегу, повезли. От Санталова, где стояли когда-то школа и та банька, до погоста в Ручьях часа два ходу. За телегой, на которой стоял гроб, брела кучка людей -- пятеро мужчин и одна женщина.
-- Муж мой пошел хоронить, -- вспоминает Степанова. -- Провожало гроб шестеро: Митурич с женой Натальей, Иванов Василий, Лукин, Богданов и мой Алексей. Никого из них в живых нынче нету.
В Ручьи мы приехали на машине окольным путем. Старая дорога мимо озера Маковское, где на холме было барское имение, заросла. А у подножия холма сходятся две маленькие речки -- Аньенка и Олешня. Хлебников туда ходил гулять, там тогда форель водилась.
На погост нас повела баба Саша -- Александра Ивановна Сродникова. В похоронах тогда она не участвовала, но жила рядом с кладбищем и присматривала за могилами. Кладбище -- заросшее и неухоженное, укрытое могучими деревьями от непогоды, церковь разорена, но кругом чисто, красиво и спокойно.
Привезли гроб на погост Ручьи, который позже оказался в центре колхоза. Тихо опустили в могилу под сосной, даже поспешно -- без слов, без торжества, без ритуала. На сосне Петр Митурич высек имя: "Велимир Хлебников". Потом посадил возле холмика рябину и две березы. Кто-то уже в наше время поставил досточку с датами жизни и смерти.
Пошли по высокой, никогда не кошенной полувысохшей траве между могилами, среди которых и последнее пристанище Председателя земного шара. Могила Хлебникова заросла пышной крапивой, руки и ноги у нас вспухли волдырями. Вот и дерево.
Кора на сосне слезится смолой. Фамилии Хлебников не видно. Но имя Велимир чудесным образом не заросло, хотя и почернело, так что едва можно догадаться, если знаешь. Степанова давеча сказала, Хлебников, мол, завещал, чтобы на могиле его лежал букет васильков, и их ему регулярно клали. Гурчонок уверен, что это придумано для красоты. Если даже и сказал что-то Хлебников насчет васильков, то собирать и носить, да еще регулярно, было некому.
На листке бумаги, хранящемся в ЦГАЛИ, рукой Петра Митурича начертано: "Утром в 7-8 час. 27.VI на вопрос Федосьи Челноковой, "трудно ли ему помирать", ответил "да" и вскоре потерял сознание. Дышал ровно со слабым стоном, периодически вздыхая глубоко. Дыхание и сердце постепенно ослабевало и в 9 ч. 28.VI прекратилось". Чуть ниже нарисован гроб с надписью по боку "Первый Председатель Земного Шара Велимир Хлебников" и дописано: "Опущен в могилу 1 1/2 глубиною на кладбище в Ручьях Новгор. губ., Крестинского уезда, Тимофеевской вол., в левом заднем углу у самой ограды между елью и сосной. П.Митурич".
Обратите внимание, что могила вырыта была мелкая: полтора аршина -- это чуть больше метра.
Митуричу осталось хлебниковское наследие: две грязных наволочки, набитые обрывками бумаги. Он запечатлел в рисунках смерть Хлебникова и послал в журнал "Всемирная иллюстрация", где их напечатали. Большинство рукописей поэта, которые, как писала Лиля Брик, он легко терял или оставлял где ни попадя в своей собачьей жизни, пропали.
Молча мы возвращались с погоста. Вокруг тьма: ни огня, ни встречного человека. В Крестцах познакомились со школьной учительницей. Она вообще ничего не слыхала про Хлебникова, ей не до этого, не говоря уж о детях. Стихов Хлебникова в окрестных библиотеках не нашлось.
Смерть как путь в бессмертие
У Хлебникова было чувство смерти. Всю сознательную жизнь он о ней думал. "Я чувствую гробовую доску над своим прошлым. Свой стих кажется мне чужим". Не раз обращали внимание, но никто еще не объяснил роковую цифру 37, завершающую жизнь больших русских поэтов, начиная с Пушкина. Жизнь Хлебникова тоже оборвалась на 37-м году. В автобиографии он написал: "В 1913 году был назван великим гением современности, какое звание храню и по сие время". Пошутил или самоуверенно констатировал факт?
Он написал эпитафию себе, которую, конечно же, проигнорировали. "Пусть на могильной плите прочтут: он вдохновенно грезил быть пророком". Нет, он не считал себя пророком, как некоторые другие русские самоуверенные писатели, он лишь мечтал быть им -- большая разница! Он называл себя "усталым лицедеем", а людей -- "мыслящими пчелами".
В 12-м году Хлебников спрашивал: "Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?" Предлагал закончить великую войну полетом на Луну. Возможно, просто потому, что рифмовались "война" и "луна". Человек, который называл себя безусловным материалистом, был чистым идеалистом.
В каком-то смысле он анархист, бродяга, бездомный. Дважды лежал в психушках, жил под красными и под белыми. Кто же он: гений, графоман, сумасшедший? По-видимому, и то и другое, и наверняка немножко третье. Напомню стихи "Гроза в месяце Ау!", -- кажется, любой трехлетний ребенок такие создаст: