Пупуопо! Это гром.
Гам гра гра рап рап.
Пи-пипизи. Это он.
Бай гзогзизи. Молний блеск.
Пошлите такое стихотворение в любое издание мира -- его не опубликуют. А ведь так же играл звуками, например, Чуковский: "Это че, это ре, это паха...". И, конечно, Хармс с обэриутами. И вся так называемая поэзия минимального выражения. Но -- тот же Хлебников тогда же сочиняет и политпросветную дребедень для РОСТА:
От зари и до ночи
Вяжет Врангель онучи,
Он готовится в поход
Защищать царев доход. И т.п.
Сергей Городецкий назвал Хлебникова вождем и зачинателем футуризма, что разозлило, задев самолюбие, здравствовавших поэтов. Все они хотели считаться зачинателями, и это можно понять. Но он был самый странный из них.
"Я хотел найти ключ к часам человечества, быть его часовщиком и наметить основы предвидения будущего", -- цитировал журнал неопубликованные тогда "Доски судьбы". При этом журнал сообщил, что хотя Хлебников предсказал на 22-й год крупные успехи советской власти, он среди прочего -"средневековый искатель философского камня, алхимик слова и цифры".
Городецкий сам был из первых акмеистов и организаторов "Цеха поэтов", а в сталинское время ему пришлось переделывать текст либретто известной оперы Глинки, в том числе слова "Славься, славься, наш русский царь" на "Славься, славься, наш русский народ" и заниматься прочими сомнительными вещами, чтобы выжить.
Космический утопизм бродил в воздухе, Хлебников шел за Николаем Федоровым. Философские время и судьба -- центральные мотивы Хлебникова, но реальное время и реальная судьба не отпустили ему времени проникнуть в эти две тайны. Он пытался проникнуть в тайну искусства, но когда это ему не удавалось, получалась банальность: "Слово особенно звучит, когда через него просвечивает иной, "второй смысл", когда оно стекло для смутной, закрываемой им тайны, спрятанной за ним...". Да, Хлебников так писал, но это было давным-давно известно.
Великий путаник мысли, Хлебников смещал логику, и, читая его, мы не знаем, восхищаться непонятной мудростью или спокойно отбросить очередную прочитанную глупость. Вот, например: "Духовная наука получит великое значение, потому (что) будет изучено, каким образом лень одного будет помогать труду многих". Но может, это не то, и не другое, а ирония, ибо Хлебников прибавляет: "Таким образом будет оправдан лентяй, потому что его работа сердца направлена на повышение общей трудовой радости".
Обратите внимание: в этой фразе видится проза Платонова. Итак, провидец Хлебников предчувствовал, что лень в советской стране соединится с трудом и появится ленетруд (его слово, к которому, между прочим, хорошо подверстывается и слово "Ленин").
"Королем времени" и "задумавшимся аистом" назвал его Бенедикт Лившиц. Он был рассеян "высшей рассеянностью", как писал о нем М.Матюшин. Тынянов говорил, что Хлебников был "новым зрением" в поэзии ХХ века. В "будетлянской" книге "Учитель и ученик" Хлебников, по его словам, "задумал мыслью победить государство". В итоге вычислений закономерностей мировой истории поэт предсказал падение Российской империи.
После революции показалось, что он ясновидец. А теперь видим, что империя просуществовала еще три четверти века. Разрушилась на наших глазах, но до разумного ли конца? И нет новых Хлебниковых, чтобы предсказать ее путь.
Хлебников пытался совершенствовать русский лексикон, и делал это широко и с блеском. Мандельштам писал: "Хлебников возится со словами, как крот, между тем, он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие". Кубизм и вообще экспериментирование в живописи оказало на кубофутуристов несомненное влияние. Впрочем, Хлебников усматривал корни этого влияния в фольклоре, говорил, что это "русское умничество, всегда алчущее прав".
Некоторое математическое образование дало Хлебникову идею увязать словотворчество с математикой: "И хитроумные Эвклиды и Лобачевский не назовут ли одиннадцать нетленных истин корни русского языка? В словах же увидят следы рабства рождению и смерти". Оставим в стороне изумительную безграмотность. Трудно, однако же, найти в этих мыслях хоть какую-то научную серьезность.
Но -- хлебниковская "новоречь" вдохновляет на поиски, на языковые эксперименты. Он играет словами, как жонглер высшей квалификации. Автор у него -- словач, критик -- судри-мудри, поэт -- небогрез или песниль, литература -- письмеса. Актер -- игрец, игрица и даже обликмен. Театр -играва, труппа -- людняк, представление -- созерциня, драма -- говоряна, комедия -- шутыня, опера -- голосыня, бытовая пьеса (soap-opera?) -жизнуха.
Рискну попрактиковаться "по Хлебникову". Вчера я был в играве на созерцине. Поставили говоряну "Три сестры" словача Чехова, замечательного мастера письмеса и тонкого песниля. Судри-мудри отмечали в рецензиях, что людняк работал вдохновенно. Обликмены и (легко пойду сам по методу учителя) обликвумены раскрылись в новой толковалке (по-старому -- трактовке) сценобосса или сценохоза (т.е.режиссера), почувствовавшего всю небогрезность этой жизнухи.
Вот как это звучит три четверти столетия спустя. Наверное, не пришло время для реализации такого языка, а может, и никогда не придет. Впрочем, попробуйте продолжить эксперимент, коли есть вдохновение. А ведь это только начало. Хлебников призывал к созданию "языка мысли" и "всеобщего", или "звездного", языка.
Каковы результаты в борьбе "классического мифотворца" Хлебникова против поэтических канонов? Маяковский очень точно оценил Хлебникова: у него было сто читателей, пятьдесят из них называли его графоманом, сорок читали и удивлялись, почему из этого ничего не получается, и только десять любили этого Колумба новых поэтических языков. Ефим Эткинд считает, что "идеи Хлебникова оказались богаче его творчества". А вот в том же сборнике, посвященном Хлебникову, мнение Жолковского: "Несмотря на гениальность Хлебникова, а, может быть, именно ввиду ее масштабов и экстремизма эта попытка, утопическая, "графоманская" уже в своем замысле, пока что не привела к успеху".
Его "Лебедня будущего" -- государство поэтов и ученых, Председателей Земного Шара, в котором осуществится мировая гармония. В 17-м они с Петниковым назвали себя Правительством Земного Шара. Вдвоем подписали они воззвание председателей земного шара. Григорий Петников, сподвижник Гастева, дожил до эпохи "развитого социализма".
Помню встречи с Петниковым в Крыму в 60-х, где он жил, став с возрастом и по обстоятельствам правильным советским поэтом. Колесо подмяло его, и от греха подальше следовало забыть шалости молодости. В 94-ом исполнилось сто лет со дня рождения Петникова. Известная фотография Хлебникова (загляните, например, в Краткую литературную энциклопедию) в действительности бесстыдно отрезана от их совместного фото с Петниковым.
Хлебников с Петниковым пытались привлечь к подписанию воззвания Маяковского, Бурлюка и Горького, но те, видимо, почувствовали перебор и отстранились. А за год до этого Хлебников писал о себе одном: "Я постепенно стал начальником земного шара". Но потом стал более демократичен, избавил мир от своей диктатуры. 30 января 1922 года, за полгода до смерти, Предземшар в одиночку подписал "Приказ Председателей земного шара", который закончил словами: "Скучно на свете". И поставил подпись: Велимир Первый.