— И вы молчали… — повторяла она, смеясь. — Так вот почему в последнее время вы так редко приходили! Вы делали мне карету!
Я спросил, куда бы она хотела поехать.
— Куда бы я хотела поехать? — Она смотрела мне в глаза и улыбалась. — Послушай, Тиду, пока вы были так заняты, я сидела дома одна и все время думала о Кафи. В свой первый выход я бы хотела попасть туда, где ты его потерял: на набережную Сен-Винсен…
ОДНАЖДЫ НА БЕРЕГУ РОНЫ…
С тех пор, если была хорошая погода, мы заходили за Мади и шли гулять. Когда становилось прохладно, она закутывалась в одеяло и надевала шерстяной шлем, так что виднелся только покрасневший от холода кончик носа. Ее «карета» никогда не испытывала недостатка в «лошадях», однако все гуляли с Мади по очереди, и только у меня было почетное право участвовать во всех выходах, от которого я не отказался бы ни за что на свете.
Как-то раз я предложил пойти в ближайший парк Тет-д'Ор, думая, что Мади захочет увидеть своими глазами набухшие почки на каштанах и первые лодочки, скользящие по глади озера. Но она отрицательно покачала головой.
— Нет, не в парк… лучше на набережные… поближе к Фурвьеру: я знаю, вам трудно туда идти из-за гор, но я очень люблю тот район.
Мы догадывались, что Мади говорит неправду. Она упрямо преследовала одну и ту же цель, вбив себе в голову, что именно там мы найдем Кафи, потому что так было в ее сне. Увы! Уже прошло три месяца с тех пор, как он исчез. У меня не осталось никакой надежды. Л молча катил перед собой коляску и время от времени тяжело вздыхал.
— Мальчики, — смеясь, сказала Мади, — наберитесь терпения! Вот увидишь, Тиду, вот увидишь!..
Я немного устыдился. Может, она и права в своем упрямстве, как знать…
Было воскресенье. Стояла замечательная погода, и я предложил спуститься к Роне, погулять по аллее, что шла вдоль берега у самого подножия холма Круа-Русс. Там обычно довольно многолюдно, и Мади это могло бы развлечь.
— Да! — Она захлопала в ладоши. — На аллею! В этот день со мной пошли Корже и еще один мальчик из «компании Гро-Каю» по прозвищу Бифштекс: его папа работал в мясной лавке. У Бифштекса были настолько же светлые волосы, насколько у Малыша Сапожника — черные. Было еще только начало марта, но стояла такая погода, как будто уже наступил апрель или даже май. Люди шли не торопясь, многие направлялись к парку. Я снова предложил пойти туда.
— Нет, Тиду, здесь тоже есть деревья, и Рона такая красивая, там чайки… людей гораздо больше… и собак тоже.
Мы остановили коляску у парапета на солнышке, как просила Мади, а сами присели рядом на бордюрный камень. Да, было и в самом деле хорошо, люди выглядели счастливыми… и собаки тоже: они натягивали поводки, радуясь прогулке. Ах, если бы только Кафи был здесь! Яркое солнце напомнило мне Реянетт и нашу сумасшедшую беготню по полям…
Мы просидели уже довольно-таки долго, и Бифштекс, который всегда был непоседой, предложил:
А что если нам пойти дальше?
Вы думаете, я соскучилась? Совсем нет! — улыбнулась Мади.. — А вы идите, вам, наверное, уже не сидится… Спустились бы к берегу Роны!
Мы засомневались, но Мади продолжала настаивать:
— Здесь столько прохожих, я не успею заскучать… и коляска не покатится — тормоза вполне надежные!
Я все еще колебался. У меня было предчувствие, что нельзя уходить, но ребята потащили меня за собой. Мы сбежали по ступенькам вниз, к самой реке. Рона пока не разлилась: наверное, в Альпах еще не начали таять снега. Берег был покрыт песком и гравием.
— Классно! — обрадовался Бифштекс. — Сейчас мы что-нибудь придумаем…
Корже тоже был в хорошем настроении, а я совершенно не хотел играть и продолжал думать о Кафи, о реке в Реянетте, о том, как я бросал ему палку в воду, а он плыл и доставал ее… Но ребята меня уже ждали. Бифштекс знал множество игр. Он стал собирать выброшенные Роной щепки и втыкать их в гравий. Это были кегли. Время от времени я невольно оборачивался в сторону набережной: мне чудилось, что Мади меня зовет.
— Дай ты ей наконец побыть одной! — успокаивал меня Корже.
И я включился в игру. Мы сбивали кегли камешками. Песок нагрелся и стал горячим; нам было так жарко, что пришлось снять куртки. Вдруг, посмотрев в очередной раз наверх, я заметил, что Мади машет нам рукой.
— Корже, Бифштекс! Пошли скорее, она нас зовет! Наверное, что-то случилось!
Схватив куртки, мы помчались, перескакивая через две ступеньки, на набережную. Я добежал первым.
Мади невозможно было узнать: она сильно побледнела и, несмотря на запрет доктора, привстала в своем кресле.
— Мади! Что случилось?
Она так сильно дрожала, что едва могла говорить.
Кафи!.. Я его видела… здесь!.. Но вы пришли слишком поздно!..
Ты его видела?.. Ты уверена?..
Абсолютно уверена… его увезли на машине, примерно пять минут назад.
Теперь задрожал я. Уже много раз кому-нибудь из ребят казалось, что они обнаружили Кафи, но это была ложная тревога. Но Мади… Она не могла ошибиться!
В машине, говоришь?.. У тебя хоть было время ее разглядеть?
Эта машина ехала мимо меня, а потом у нее заглох мотор; она остановилась неподалеку — вон у того платана с толстыми кривыми ветками.
И что дальше?
Водитель вышел и поднял капот, чтобы разобраться с мотором. Он дважды пытался тронуться, но мотор не заводился. Тогда шофер снова вылез из машины и пошел за механиком в ближайший гараж. Его шея была закутана шарфом, как при простуде, и шел он как-то странно.
А что же Кафи?
Мне показалось, что в машине еще кто-то есть, — я видела, что там что-то шевелится, но разглядеть было невозможно, потому что водитель не закрыл капот и он бросал тень на машину. Потом я вдруг заметила в окне собачью морду — это была немецкая овчарка. Я сразу подумала о Кафи и стала звать собаку. Из-за шума проходящих мимо машин она меня не услышала. Я позвала погромче: «Кафи!.. Кафи!..» Вдруг собака навострила уши, ища, откуда ее зовут. Заметив, что пес на меня смотрит, я закричала изо всех сил. Тогда он выпрыгнул через открытое окно и осторожно приблизился. Пес стоял примерно в двадцати метрах и внимательно меня разглядывал; я снова назвала его по имени. Он опять поднял уши и наклонил голову. У меня была возможность хорошенько его рассмотреть: это был черный пес с рыжими лапами, точно такими, как ты описывал! Я его снова позвала, очень ласково. Он держался настороженно, но подходил все ближе и ближе. Оказавшись примерно в трех метрах от парапета, он потерял ко мне всякий интерес и, тщательно принюхиваясь, подошел к тому месту, где ты, Тиду, сидел. Потом он зашел за коляску, и я поняла, что он обнюхивает ручки — там, где ты держался, когда мы шли. Я не могла обернуться, но пес был так близко, что его можно было погладить. Тогда я сказала: «Тиду!.. Где Тиду?» — и он радостно залаял, но вдруг отскочил и убежал: это водитель вернулся к машине и посвистел ему.
Мади замолчала. В ее глазах блестели слезы. Наклонившись над «каретой», мы слушали, затаив дыхание. Без сомнения, это был Кафи. Ни разу с момента его исчезновения я так сильно не волновался.
А потом, Мади? Что было потом?
Человек в шарфе так разозлился, что ударил Кафи, загоняя его в машину. В это время механик разбирался с неисправностью в моторе. Я пыталась привлечь внимание водителя, но безуспешно. Тогда я попросила проходящего мимо пожилого господина позвать его, но тот ничего не понял: по-моему, он был глухой. Пришлось ждать следующего прохожего — даму, выгуливавшую маленькую собачку. Увы! Машина уже уехала, и она смогла привести лишь механика, но тот сказал, что видел этого водителя впервые.
Мади на минуту замолчала. Она была очень расстроена.
— Ах, как же не повезло… — вздохнула девочка. — Если бы только вы были здесь! Это все из-за меня! Если бы я могла встать, побежать!..