Мое безграничное счастье было омрачено. Мади уезжает, и мы ничего не можем с этим поделать, — вот все, о чем я думал, покидая улицу От-Бютт.
«Компания Гро-Каю» в полном составе ждала меня у Пиратского Склона. Почти все уже купили газету, где крупными буквами было написано:
СОБАКА И НЕСКОЛЬКО МАЛЬЧИШЕК ИЗ КРУА-РУСС ЗАДЕРЖАЛИ ОПАСНЫХ ГРАБИТЕЛЕЙ…Однако мы почти не говорили о своем вчерашнем «подвиге». Вчера вечером в темноте ребятам почти не удалось разглядеть Кафи, и теперь они стремились поскорее с ним познакомиться. Кафи показался им еще красивее и умнее, чем я рассказывал. Всем хотелось его побаловать, каждый принес что-нибудь вкусное; я *даже подумал, что у Кафи может случиться расстройство желудка.
— Как жаль, что Мади уезжает, — вздохнул Стриженый. — Кафи бы тоже с ней гулял…
Когда я сказал, что иду от нее и что она очень грустит, ребята притихли. С нами не было только Сапожника, и мы решили его предупредить о предстоящем визите. Он жил недалеко от Крыши Ткачей. Чтобы попасть к его дому, надо было пройти по улице Птит-Люн. Поравнявшись с моим домом, мы обратили внимание на полицейского, который внимательно рассматривал табличку с названием улицы.
— Наверное, это к тебе, — предположил Корже, — это ведь ты оставил в комиссариате свой адрес.
Наконец полицейский постучался к консьержке; услышав, что он назвал мое имя, я подошел.
— Да, именно здесь, — сказала консьержка, показывая на меня пальцем. — Вот он!
Полицейский вручил мне конверт и укатил на своем велосипеде.
Конверт дрожал у меня в руках. Почему-то мне показалось, что полицейские хотят отнять у меня Кафи…
В конверте была повестка: я должен был явиться в комиссариат по неотложному делу. Что там еще могло случиться?
— Не беспокойся, — сказал Корже. — Если полиция не занимается розыском пропавших собак, то она их и не отбирает.
Ребята решили пойти со мной. На этот раз полицейские уже не смотрели на нас с пренебрежением.
— А, вот и наши детективы из Круа-Русс! — весело заметил один из них.
Но я все равно очень волновался, когда шел к комиссару полиции: наша прошлая беседа произвела на меня большое впечатление. Вопреки ожиданиям комиссар встретил нас с улыбкой.
— Сегодня утром, — сказал он, — мы вызвали даму, что живет на улице Руэтт; она узнала некоторые драгоценности, в частности маленькую золотую шкатулку — она ею очень дорожит. Эта дама хочет видеть того из вас, кто помог вернуть ее вещи… ведь это ты, не правда ли?
Он указал на меня.
Нет, господин комиссар, не только я; это мы все.
Ну хорошо, тогда идите все вместе — она вас ждет. Я не знаю, что она хочет вам сказать.
Вот и все. Мы снова оказались на улице.
— Может, она хочет купить Кафи? — предположил Корже. — Ведь это благодаря ему удалось найти драгоценности!
Конечно, он пошутил; но кто знает?
Мы отправились на улицу Руэтт. Дом нашли сразу. Интересно, как там внутри? Должно быть, шикарно… Наверх вела широкая каменная лестница с красивыми металлическими перилами. Мы поднялись на третий этаж.
— Звони, Тиду, — подтолкнул меня Стриженый, — ведь она тебя хотела видеть!
Нам открыла пожилая дама с седыми волосами. Увидев у своих дверей столько мальчишек, она испуганно отпрянула, но, заметив Кафи, сразу поняла, в чем дело.
— Я ждала только одного, — сказала она, улыбаясь, — но я рада, что пришли все.
Дама пригласила нас войти. Стриженый прятался за нашими спинами — он был озабочен своим беретом: с одной стороны, не осмеливался его снять, а с другой, не считал удобным оставаться в головном уборе. Я еще никогда в жизни не видел такой шикарной квартиры: везде лежали красивые ковры, на них даже страшно было наступить. Кафи высоко поднимал лапы — его щекотал длинный ворс.
Дама изо всех сил старалась нас ободрить. Она уже знала о необыкновенных приключениях Кафи — ей рассказали в комиссариате, и в газетах об этом было написано.
— Значит, — начала она, гладя Кафи, — благодаря этой замечательной собаке и всем вам я снова получила свои украшения. Самое главное, что нашлась шкатулка — я ей очень дорожу, это семейная реликвия. Когда меня обокрали, я дала себе слово отблагодарить того, кто мне ее вернет.
Она подошла к небольшому секретеру, открыла дверцу и вернулась к нам.
— Вот!
Дама протянула мне десять совершенно новых купюр — огромные деньги; у меня рука не поднялась их взять. Мы стали дружно отказываться.
О нет, мадам, мы не хотим!.. Если бы мы только знали!..
Вы не можете отказаться. Я всегда держу данное мной слово. Уверена, вы найдете им применение — вы или ваши родители.
Мы продолжали протестовать. Столько денег! Целое состояние… Это невозможно было принять, но женщина настаивала, ласково улыбаясь.
— Я так счастлива!..
В конце концов дама сама засунула деньги в мой карман, дала Кафи какое-то лакомство и проводила нас до дверей, продолжая благодарить.
Мы были настолько потрясены, что, спускаясь
о лестнице, не перекинулись ни единым словом; наше молчание встревожило Кафи, и он время от времени заглядывал мне в глаза. До самой набережной Сен-Винсен никто так ничего и не
казал.
— А она симпатичная, эта пожилая дама, — вздохнул Сапожник. — Что с деньгами-то будем делать? Мы нашли Кафи — с нас и этого было довольно.
Все с ним согласились. Эти деньги, буквально свалившиеся на нас с неба, вызывали лишь тревогу и неловкость.
— Надо же! — заметил Бифштекс. — Мы получили столько денег, нам бы плясать от радости, амы как на похоронах…
Да, Бифштекс был прав: деньги нас не обрадовали. Что мы с ними будем делать? Конечно, я догадывался, что про себя все уже решили купить для Мади книжек и всяких приятных мелочей, которые хоть чуть-чуть скрасят долгие часы разлуки; а еще? Вот если бы деньги могли помочь ей выздороветь!
И тут меня осенило. Великолепная, совершенно неожиданная идея… Она была настолько хороша, что у меня перехватило дух и я встал как вкопанный. Ребята удивленно смотрели на меня.
Эй, Тиду, что с тобой?
Послушайте! У меня идея!
Ребята подошли поближе, почти встревоженные моей внезапной бледностью.
— Мы не знали, что делать с этими деньгами… я придумал! Можно сделать так, чтобы Мади ненадо было ложиться в больницу. Наш прежний дом в Реянетте, скорее всего, еще свободен. Раздля выздоровления ей нужно быть на солнце — мы могли бы снять этот дом. Мади бы там пожиласо своей мамой. Я уверен — там она не заскучает.
Мади провела бы в Реянетте все лето: чего-чего — а уж солнца там хоть отбавляй! Даже если понадобится показаться врачу — Авиньон совсем рядом. Что вы об этом думаете?
Друзья окружили меня со всех сторон, радостно хлопали по плечу, пожимали руки…
— Тиду, это потрясающе! Мы поможем Мади, мы ей стольким обязаны!..
СОЛНЦЕ ДЛЯ МАДИ
Не слишком ли этот план хорош, чтобы осуществиться? Отъезд намечен на завтра, успеем ли мы что-нибудь предпринять?
Я тут же потащил всю компанию к себе, презрительно предупредив:
— Кафи не должен попадаться консьержке на лаза, так что постарайтесь не шуметь.
Нам не повезло: консьержка со своей метлой встретила нас у подъезда. Но, к нашему величайшему изумлению, она больше не сердилась; мне даже показалось, что она улыбнулась, ну да — она действительно улыбалась, а заметив мою собаку, поинтересовалась:
— Она, по крайней мере, не злая?
И даже провела по спине Кафи своими толстыми пальцами. Все объяснялось очень просто: консьержка уже успела прочитать газету. Теперь ей казалось, что она тоже причастна к нашему подвигу.
Мы поднялись наверх. Папа только что вернулся. Сначала он нахмурил брови: ему не понравилось это нашествие. Прерывающимся от волнения голосом я рассказал обо всем, что произошло, достал из кармана деньги.