Насчет масла не знаю, но насчет «еврей ли вы», точнее, еврей ли Пушкин, ответ дает, конечно, он сам.
Пушкин не еврей, потому что он им не может, не должен быть. Он может быть эфиопом, негром, эскимосом, монголом, татарином, японцем, гималайским верблюдом… Кем угодно, только не евреем. Почему? Во-первых, он сам этого не хотел. Этого ему еще не хватало при стольких врагах. Ну, мало ли, что сам не хотел. Рождение и родителей не по желанию выбирают. Даже Христос не выбирал. Отец, конечно, национальности не имеет. Но мать-то — еврейка. Ну, Христос — это общемировое. А Андрей Первозванный? Еврей из Вифании, покровитель России. «Мы пред врагом не спустили славный Андреевский флаг». Андрей — это все-таки тоже нечто свыше.
А Пушкин — наш.
И к тому ж писал «жид» и прочее. Ведь писал? Да, писал. Антисемит? Писал: «Русский глупый наш народ». Русофоб? Писал всякое. Писал о своем враге Булгарине: «Будь жид — и это не беда». Писал:
Оканчивает эти стихи:
Этот при жизни Пушкина не печатавшийся отрывок — часть неосуществленного замысла о Вечном жиде. По сути лживая, эта легенда привлекла, однако, Пушкина своим глубоким всемирным пессимизмом, своей мировой скорбью (Weltschmerz). Высшее, проникнутое сострадательной человечностью литературное проявление пессимизма, то, что свойственно сонетной лирике размышлений Шекспира, и, конечно, Гамлету — достаточно вспомнить сцены на кладбище, — и, конечно, Байрону, исторический пессимизм которого оказал сильное влияние на молодого Пушкина. А в первооснове библейские пророки: Иеремия, Исайя, Давид — псалмовник печальных всемирных истин, царь Соломон, трагическая зоркость Экклезиаста. Это было не только близко Пушкину, но отвечало его личному мировоззрению, личному мироощущению. Да, но… Но… Однако…
Во-первых, Пушкин — воплощение русского духа, как сказал Достоевский в своей речи. Это не так. Если уж о духе, то Пушкин воплощение европейского духа. Как сказано, первый в России европеец, хоть в Европу его не выпустили. Может быть, потому и не выпустили, из зависти. Я думаю, по тайному доносу так называемых «друзей» не выпустили. И Пушкин, как известно, даже одно время намеревался бежать за границу. Хоть я думаю, оказавшись за границей, он не менее Герцена в Западе бы разочаровался. И тем не менее в России он жить не мог. Знаменитое «Черт дернул меня родиться в России с умом и талантом». Жить в России не мог, но Россию любил. Иного отечества, иной истории иметь и не хотел. Тут нет противоречия. Живешь ведь не в истории, живешь ведь не в культуре, живешь ведь не в природе даже, не отшельником ведь. Живешь в обществе. В российском обществе, с его врагами и особенно с так называемыми «друзьями» Пушкин жить не мог. Те, кто не выпустил Пушкина за границу по нашептываниям доброжелателей и друзей, его же, Пушкина, и погубили. Пушкин не исписался, как писал о том Белинский и другие. Навек пропало то, что мог бы создать зрелый Пушкин для России и для мира. Те всемирные шедевры.
Погубило Пушкина, кстати, не правительство, а общество. У него с обществом были и политические разногласия еще большие, чем с правительством. По вопросу Польши, например, Пушкин поддерживал правительство, а не общество. Как они не понимают, что из Польши исходит такая же угроза России, как и от Наполеона 1812 года! Не понимали. Для этого Вяземский и прочие были слишком деликатно и прогрессивно воспитаны. Как нынешние не понимают еще угрозу Чечни, по-своему перекликающуюся с угрозой 1941 года. Пушкин был ясен и честен умом, не поддавшись на прогрессивные утопии. Душой, глубиной, мыслями своими, подобно мудрецам — библейским пророкам — пессимист.