А в среду расстроенный Савушкин взял за свой счет недельный отпуск и исчез. Говорили, что он всю неделю с сачком в руках бегал по лугам и рощам, безуспешно целуя всех встречных лягушек. Но сам он об этих поисках умалчивал, и все мы видели, что он стал мрачным, задумчивым и еще более недоверчивым и нудным. Только один раз он развеселился. И было это тогда, когда он рассказал нам, как его пытались перехитрить, а он не попался. - Забросил я удочки, сижу, вдруг вижу - клюет! Вытаскиваю рыбу, снимаю с крючка, а она мне говорит: "Савушкин, а Савушкин, отпусти ты меня обратно в речку!" - А ты на что ловил, на червячка? - поинтересовался, крутя арифмометр, Николай Федорович. - На мотыля. Но не в этом дело. "Отпусти меня, - говорит она, - а я за это исполню любое твое желание". Представляете? - Буквально любое? - спросила Оленька. - Ну да. А я ей говорю: "Нашла дурака! Я тебя выпущу, а ты - поминай, как звали! Нет уж, сначала исполни мое желание, а там посмотрим". А она говорит: "Нет, я, к сожалению, умею исполнять желания, только находясь в реке. Так что ты сначала выпусти меня, а потом - не пожалеешь". - Ну и как, выпустил? - спросил я. - Да что я, идиот, по-твоему, что ли? - закричал, обидевшись, Савушкин. Что я, кретин, чтобы живую рыбу в речку выпускать?! Зажарил я ее в сметане, и все! - Вкусная рыбка? - деловито поинтересовался бухгалтер. - Так себе. Костей много. - В следующий раз вы, пожалуй, такую рыбу лучше сварите, - мягко посоветовала Мария Михайловна. Разговор о жареной рыбе раздразнил мой аппетит. Я достал из портфеля бутерброд. Как обычно, моя жена завернула его в "Малаховские новости". И теперь, разворачивая газету, я сразу же увидел напечатанное жирным шрифтом объявление: "Пропала говорящая рыбка. Особые приметы: исполняет чужие желания и собственные обещания. Нашедшего просим вернуть за крупное вознаграждение". Я прочитал это объявление вслух. И тотчас умолкли счеты, стих арифмометр, резко оборвала очередь пишущая машинка... Мы молча смотрели на Савушкина. И небывалую тяжелую тишину нарушил только телефонный звонок и вежливый голос Марии Михайловны: - Слушаю. Ваклушин только что вышел...
В тот же день Савушкин взял за свой счет двухнедельный отпуск и уехал. Не знаю, чем он занимался эти две недели: то ли тщетно пытался поймать еще одну золотую рыбку, то ли, отдыхая, приходил в себя после страшного потрясения. А может быть, старший экономист просто вспоминал всю свою жизнь, пересматривая свое неправильное мировосприятие и недоверчивое отношение к окружающим... И вскоре произошло новое событие, показавшее всему приходно-расходному отделу, как изменился наш Савушкин. Случилось вот что. Ровно в полночь старшего экономиста разбудил громкий стук в дверь. Поспешно натянув полосатую пижаму, он выбежал из дачи и в неясном призрачном свете луны увидел какого-то короля. Трудно объяснить, почему Савушкин решил, что перед ним именно король. Однако он не ошибся. - Нас предали! - воскликнул король, устало опустившись на крыльцо и вытирая лоб кружевными манжетами. - Армия разбита, а мой верный конь пал, не выдержав бешеной скачки. Коня! Полцарства за коня! - Сколько? - переспросил старший экономист. - Пол. - Но, знаете, у меня нет коня. У меня есть только мотоциклет "Ява". - Ладно, подайте мне "Яву", - поспешно согласился король. - О небо, небо! - И, ловко вскочив на мотоцикл, он включил зажигание, дал скорость и скрылся в ночной тьме. Все это Савушкин на следующее утро рассказал нам, страшно гордясь своей находчивостью и широтой натуры. Бухгалтер Николай Федорович спросил только, в кредит или за наличные был куплен этот мотоцикл. Оленька поинтересовалась, как король был одет. Мария Михайловна похвалила Савушкина за то, что он помог попавшему в беду человеку. А я сказал, что полцарства за мотоциклет "Ява" очень хорошая цена. В общем, все мы одобрили действия Савушкина, а он отправился бродить по конторе, рассказывая в каждом отделе про свой благородный поступок и мешая работать, потому что все были заняты квартальным отчетом. В обеденный перерыв мы попробовали прикинуть, что наш Савушкин сделает со своей половиной царства. Но оказалось, что у старшего экономиста есть уже конкретная идея. Он решил завести конный завод специально на тот случай, если и другим королям вдруг срочно понадобятся кони. Савушкин будет снабжать королей конями, а они с ним будут расплачиваться по стандартной таксе - полцарства за штуку. Савушкин стал уже почитывать специальную конную литературу и похаживать на бега. Но дни шли за днями, а король не подавал о себе никаких вестей. Савушкин начал нервничать и наконец заявил в милицию, что какой-то жулик угнал у него "Яву". В милиции обещали помочь. И в результате долгих поисков в каком-то овраге нашли совершенно разбитый мотоцикл. Так мы узнали, что старший экономист Савушкин поплатился за свою доверчивость. - Вот не умеют ездить, а потом разбиваются! - в сердцах сказала Оленька и яростно затарахтела на машинке. - Хоть мотоцикл твой разбили, а кредит с тебя все равно удержат, - не преминул напомнить Николай Федорович. - Да вы, Евгений Севостьянович, не переживайте. Живут же люди и без мотоциклетов, - попыталась утешить Савушкина добрейшая Мария Михайловна.
И тут зазвонил телефон. И я подумал, что это опять звонит тот человек, который, веря в чудеса, надеется, несмотря ни на что, надеется поймать неуловимого Ваклушина... Но на этот раз звонил король. Звонил, чтобы узнать у Савушкина, куда принести причитающиеся ему полцарства.
ТАЙНА, ПОКРЫТАЯ МРАКОМ
В нашем микрорайоне - две парикмахерские. В одной больше мастеров, а во второй выписывают журнал "Огонек". Я лично посещаю вторую парикмахерскую. И недавно, дожидаясь своей очереди и просматривая свежие номера моего любимого журнала, я наткнулся на одно любопытное изречение. Оказывается, кто-то из древних философов сказал, что, мол, слова, говорит, существуют для того, говорит, чтобы за ними прятать мысль. Чувствуете? Не знаю, как вы, а я лично с этим древним мудрецом абсолютно согласен. Тем более что до этой глубокой мысли я додумался еще раньше. То есть не раньше этого философа, а раньше того, как пришел в парикмахерскую и ознакомился с его замечательным высказыванием. Я лично давно уже заметил, как трудно бывает докопаться до настоящего смысла чьих-нибудь слов или поступков. Вот, помню, однажды едва успел я прийти на работу, позвонила секретарша моего шефа Промтоварова: - Григорий Борисович разыскивает вас целый час! Поторопитесь! - Уже иду! - сказал я, а сам подумал: "Интересно, к чему бы это?" Захожу - вижу: Григорий Борисович нервно расхаживает по кабинету. - Здравствуйте! - сказал он, как только я вошел. - Добрый день! - ответил я, а сам подумал: "Интересно, чего это он нервничает?" - Где отчет? - спросил Промтоваров. - Вы должны были сдать его две недели назад! - Сейчас напишу! - быстро ответил я, а сам думаю: "Интересно, почему он вдруг про отчет вспомнил?" - А заявка где? - Какая заявка? - Которую вам полагалось составить еще в прошлом квартале! - Ах, эта! Уже почти составил, - соврал я, а сам думаю: "Интересно, куда он клонит?" - Вы забываете, что вы на службе! - продолжал Промтоваров. - Сегодня вы шестой раз в этом месяце опоздали на работу! - Пятый! - уточнил я и подумал: "Интересно, чего он все ходит вокруг да около? Что ему от меня надо?" - Пусть пятый! Но неужели вы, Хлопушкин, не понимаете, что так продолжаться не может? - Почему же не понимаю? - попытался я слегка обидеться, а сам подумал: "Нет, все-таки интересно, что он хочет всем этим сказать?" - Ну, раз понимаете, тем лучше, - и Григорий Борисович хлопнул ладонью по столу. - Я подписал приказ о вашем увольнении. Ясно? - Конечно! - спокойно ответил я и подумал: "Интересно, на что же он все-таки намекает?" - Завтра можете на работу не выходить. Всего хорошего! - Счастливо оставаться! - сказал я и, выйдя из кабинета, подумал: "Нет, черт возьми, не успокоюсь, пока не пойму, что же все-таки Промтоваров хотел всем этим сказать?" Прошел год с тех пор, как меня уволили. Я успел проработать еще в двух учреждениях. И часто, вспоминая последний разговор с Промтоваровым и бережно восстанавливая в памяти слова, жесты и мимику Григория Борисовича, я все старался понять, что же на самом деле скрывалось за словами моего бывшего шефа. И вот однажды мы случайно встретились у наших общих знакомых. - Григорий Борисович, - тихо сказал я, беря его под руку и отводя в сторону, - дело прошлое, но объясните, ради бога, что вы хотели сказать, когда увольняли меня с работы? На что вы намекали? - Ни на что я не намекал! - ответил Промтоваров, стараясь изобразить на своем лице удивление. - Я вам прямо тогда сказал, что мне не нужны бездельники. Неужели вы не поняли? - Конечно, понял! - сказал я, делая вид, что бодро улыбаюсь. А сам подумал: "Интересно, почему он и теперь еще продолжает темнить? Что все это значит?" И вы ведь тоже слушаете меня, а сами думаете: "Интересно, зачем он нам все это рассказывает? Что он хочет сказать своим странным рассказом?" Вот то-то и оно-то! Чужая душа - потемки!