«Будет прекрасная пара», — подумал Пётр и испугался своих мыслей. — «Надобно Николаю особо тонко преподнести свои соображения».
— Что скажешь мне, Петька? — вопрошал император, когда Разумовский вернулся в столицу. Спросил вроде лениво, но с изрядным внутренним напряжением.
— Ваше величество, — склонился Пётр. — Я думаю, что тебе стоит взглянуть на графиню Милорадович. Презанятнейшая особа!
Николай Александрович нахмурился. Видимо, это были не те слова, что он ожидал услышать.
— Петька! Не выноси мне мозг своими кручёными словесами! — и хмурость тут же сошла. — И чем же так занятна графиня?
— Ну-у, — Разумовский картинно вытянул губы трубочкой, и, видя оживлённую заинтересованность императора, серьёзно ответил. — Умна, красива, со своим достатком, из знатного рода… А какой скрытый вулкан страстей!
— Пётр, ты меня сватаешь?! — Николай Александрович удивился сей роли Разумовского.
— Отнюдь, Ваше величество! — быстро ответил тот, делая такой вид, как бы говоря: «Да как вы могли такое подумать!». — Токмо беспокоюсь о твоём здоровье.
Император отмахнулся.
— Хватит о бабах, Петька. Скажи лучше, что там с бывшим послом. Удалось тебе провернуть то, что мы задумали?
— Думаю, да. Кстати, Татьяна мне в этом весьма помогла…
— Татьяна?!
— Графиня Милорадович, Ваше величество, — поклонился Разумовский, незаметно улыбнувшись.
— Петька, не зли меня! И перестань отвешивать поклоны. Что ты ещё удумал?!
Разумовский неожиданно принял стойку для рукопашного боя.
— Поборемся, Николай Александрович? А то я смотрю, ты жирок в боках нагулял.
Император понял, что разговор требует уединения и принял правила.
— А пойдём, Разумовский! Коли свалишь меня болевым захватом, так и быть, сделаю тебя графом. Для князя ты рылом не вышел…
Придворная челядь издали и с восторгом наблюдала за поединком императора и Разумовского. Прогуливавшиеся в саду фрейлины остановились, разинув рты. Посмотреть и впрямь, было на кого — два сильных и молодых мужика, играя мускулами и источая запах азартных самцов, пытались свалить друг друга на изумрудный газон. И, конечно, никто не слышал их разговора.
— Я тут подумал, Николай Александрович, а не привести ли нам Антона Мальборо на саксонский престол…
— И как ты думаешь это сделать? Сам знаешь, кто есть Виндзорский…
— Этот тёмный граф сам на трон не сядет — ему без надобности. А ежели мы скажем, что с Мальборо готовы разговаривать? Или сделаем вид, что готовы с ним сотрудничать?
— А неплохая идея… Надо с графом Толстым посоветоваться… А не будет в Саксонии скандала?
— Герцог по матери ведёт прекрасную родословную. Ты знал, что предок графини Милорадович был из древнего графского рода, который стоял за королевской семьёй?
— Нет. Но это очень хороший аргумент в его пользу. Надо со Скоковым переговорить — пусть это вбросит в саксонскую элиту…
— Вместе с хорошими подношениями. Тайными, конечно. И не явными, а как бы, исподволь…
— Хитёр, ты, Петька! А далее чего?.. Допустим, что Мальборо стал королём. Пусть даже — выставочным.
— Ты делаешь своей фавориткой графиню Милорадович…
Император встал от неожиданности, и Разумовский быстрой подсечкой свалил его с ног.
Наблюдающая за поединком толпа громко ахнула. Пётр не стал проводить болевой захват, а только лежал рядом с императором на газоне и наблюдал, как Николай Александрович крепко задумался.
— Это надо хорошо обмозговать, Петька, — сказал император, поднимаясь и протягивая руку Разумовскому. — Сейчас смута растёт в губерниях. Её бы в своих интересах развернуть.
— Так давай в этом заслуги Мальборо приумножим, — подхватил ладонь императора Пётр и резво поднялся.
— А ты уверен, что герцог будет наши интересы отстаивать в ихнем парламенте?
— Антон не глуп. Открытую протекцию он вершить не будет — разберётся. Да и всегда можно напомнить — кому и чем он обязан.
Император молча кивнул и пошёл во дворец. По дороге обернулся.
— Граф, а ты что встал-то? Совет собирай, а после в имение Милорадовичей поедем. Раздразнил ты меня.
Глава 10
Глазьев проворно спрыгнул с повозки и, отдав честь вахтенному на сходнях, поднялся на фрегат.
Его уже ожидали. Поворов, поддерживаемый лейтенантом Яковлевым, не без интереса глянул на подводы, где были укрыты мешковиной необычные пушечные лафеты.
— Что сие значит, Фёдор Аркадьевич?
— Двенадцатидюймовые пушки, — лаконично ответил старший майор, но решил уточнить. — В подарок… Имеют весьма быструю перезарядку и обладают, по словам конструктора, дальностью стрельбы в две мили и с необычайной меткостью.
— В две мили?! — не поверил Поворов, но Глазьев только пожал плечами. — Ладно. Пусть установят на шкафуте, да прикроют до поры. В море разберёмся. Что насчёт ремонта и команды?
— Остались мелкие работы, — поспешил ответить Яковлев. — Завтра к полудню обещались завершить.
— С командой хуже, Павел Сергеевич, — понуро сказал Глазьев. — Пока только граф Воронцов изъявил желание пополнить экипаж.
— Граф Воронцов?! — выпучил глаза Поворов. Такое же выражение лица было и у Яковлева.
— Да. Это сын военно-морского атташе в Саксонии. Волею случая граф побывал в том месте, куда нам надобно прийти. И по той же воле оказался здесь. Думаю, он будет нам полезен. К тому же, нужен пригляд за гардемарином Величинским, а то он шибко много времени отбирает.
— Согласен, сударь, — улыбнулся Поворов и повернулся к Яковлеву. — Юрий Антонович, начинайте погрузку. А где мы разместим графа?
— С Величинским, — ответил Глазьев, опережая Яковлева. — Я же найду себе место. Хотя, не думаю, что нам доведётся поспать в ближайшие трое суток.
— Фёдор Аркадьевич, вы сможете прикорнуть на моём месте, пока я буду на вахте, — предложил лейтенант.
— Благодарю, Юрий Антонович. И попрошу вас прислать вахтенного матроса к семи склянкам, чтобы разбудил меня.
Между семью и восемью утра Глазьев прохаживался около новых пушек на шкафуте. Он думал, какие слова сказать пиратам, если они придут наниматься в экипаж фрегата. Если, вообще, придут…
То, что в порту разлетелась весть о найме, Глазьев не сомневался — ночная встреча с соотечественниками не могла пройти даром, но будет ли желание у брошенных поданных империи воевать за неё? Бывший император относился к ним наплевательски, и они тоже могут плюнуть в представителя империи, хоть он и в чине. Фёдор Аркадьевич в своё время не плюнул…
На полубак буквально выполз из каюты Величинский, охая и стеная. И этим Глазьева раздражая.
— Вы бы завязывали с вином, гардемарин, — не удержался старший майор от нравоучения.
— Попрошу не указывать мне, сударь, — молодой человек с трудом ворочал языком и морщился от головной боли.
— Да что вы. Как я смею, — ухмыльнулся Глазьев. — Ведь вы такое светило науки. Куда мне, простому воину…
— Вот и помалкивайте, — махнул ладонью гардемарин. — А кого это мне ночью подселили в каюту?! Понимаете ли, не рыгнуть, не пукнуть…
Старший майор с трудом сдержал смех — Величинский выглядел импозантно и шутейно.
— Это молодой граф Воронцов, сбежавший из саксонского плена. Кстати, он был на том острове, куда мы направляемся.
— Граф?! А что он изорван, как бродяга?
— Так в плену был, гардемарин, а не на балу. Понимание должно быть…
Величинский надул щёки.
— Да в каком плену, сударь?!
Совершенно неожиданно на палубу вышел Воронцов.
— Вы считаете, гардемарин, что я лгу?!
— Да почём мне знать, — отмахнулся учёный. — Только с того места ещё никому не удалось бежать. А вот вы, — он выдохнул, — каким-то образом сбежали…
Молодой граф хотел схватиться за шпагу, но оружия на поясе не было.
— Прекратите, Величинский! — повысил голос Глазьев. — И вы, граф, не горячитесь! И расскажите нам, как вам удалось уйти не только с острова, но и из подвала, в котором вас, по вашим же словам, насильно содержали. Да ещё и вместе с сестрой.