— И каких чудовищ русичи запрятали туда?! — недоумевали они. — М-да! Не хотелось бы с ними встречаться в открытом море…
— Это та посудина, при виде которой саксонцы выстраиваются в очередь около гальюна, — говорили другие — более осведомленные. — Пушки бьют почти на милю, и бортовой залп пугает даже морского дьявола…
Известно, что если обладать превосходством, то многие считают, что все и вся должны перед ним расступаться. Глазьев, будучи опытным мастером войны, считал иначе — имея превосходство, старайся его сохранить. Ибо всегда найдется мелкая гадость, которая твое преимущество сведет к нулю.
Навестив выздоравливающего капитана, старший майор отправился в кабачок, по пути размышляя о том, чем он сможет привлечь пиратов для поступления на службу к императору. И была еще одна причина для похода в портовый кабак — Глазьев был уверен, что кто-то из флибустьеров знает о таинственном острове гораздо больше, нежели Алехандро.
Старший майор с трудом нашел неприметную вывеску «Антико муэлье» в одном из многочисленных переулков, что вели от набережной порта к центру городка. Склонившись, толкнул потемневшую дверь и вошел в довольно уютное помещение с пятью столами и короткой стойкой перед кухней. По углам ярко светили массивные подсвечники с длинными свечами, за стойкой хозяин заведения небрежно протирал глиняную пивную кружку. То, что это был хозяин сомнений не вызывало — слуга не стал бы столь небрежно тереть хозяйскую посуду. Перед стойкой на табуретах сидела парочка флибустьеров, напрягшихся после того, как Глазьев перешагнул порог.
— Вечер добрый, сеньоры, — сказал старший майор, приметив за стойкой темный вход на второй этаж.
— Можете говорить на языке русичей, сударь, — ответил хозяин кабачка, отставляя кружку. — В «Старой пристани» это не возбраняется.
Глазьев подошел к стойке, вынул золотой и положил перед хозяином.
— Очень хочется квасу. Холодного.
Трактирщик едва заметно улыбнулся.
— Присядьте, сударь. Сейчас налью.
В кабачке было жарко и старший майор, направляясь к столу, снял шляпу и скинул плащ, сверкнув эполетами.
— А вот скидывать плащ не советую, — услышал вдогонку. — Это небезопасно. Да мы и знаем, кто вы.
Хозяин коротко свистнул и быстро прошел к входной двери, по пути поставив перед Глазьевым кружку с квасом.
— Как бы не закончился ваш разговор сразу не уходите, — сказал он, приоткрывая дверь и осматривая улицу. — У меня есть к вам приватная беседа.
Со второго этажа спустились пираты, и расселись за столами. Немного, человек пятнадцать.
— Мы слушаем вас, сударь, — сказал один из них Глазьеву.
Старший майор с удовольствием отхлебнул из кружки.
— Не буду долго говорить, господа. В стычках абордажная партия фрегата потеряла почти половину состава. Кто из вас желает послужить Императору? Обещаю, что все прошлые грехи будут забыты.
Сидевший перед Глазьевым пират усмехнулся.
— Среди нас нет беглых, сударь. Все мы — бывшие моряки флота его величества. Но… предполагая о том, что вы нам предложите, скажу за всех — нет.
— Хорошо, — кивнул Глазьев. — Назовите ваши условия.
— Насколько тяжел будет поход?
— В самой крайней степени, я думаю, — перед ними не имело смысла что-то скрывать.
— И каков приз?
— Это пока неизвестно.
Моряки переглянулись.
— Сударь, фрегат стоит в доке на ремонте. Как закончите — приходите. А сейчас не о чем толковать.
И пираты тихо разошлись, кивая на прощанье трактирщику.
— Не судите их строго, господин старший майор, — сказал хозяин кабачка, едва закрылась дверь за последним флибустьером. — Кстати, разрешите представиться — Арсеньев Аристарх Семенович.
Глазьев и не думал судить. Это было бесполезно.
— Какой разговор у вас был ко мне, господин Арсеньев?
Прежде чем присесть против Глазьева, трактирщик загасил все свечи, оставив зажженными только на одном подсвечнике. Поставил его на стол. При свете старший майор лучше рассмотрел хозяина — морщинистое лицо и удивительно светлые глаза, наполненные разумом и… тоской.
— Покойный император Александр Федорович не сильно жаловал всякие военные изыскания, — проговорил Арсеньев, усаживаясь на лавку. — Считал это дело лишенным перспектив. Вот и позакрывал все военные кафедры в Академии Наук. А иностранцы не дремали! Вы не представляете, сколько разработок утекло из Руси вместе с учеными мужами! Вот и мне не куда было податься.
Аристарх Семенович зло сжал кулаки.
— Я был магистром кафедры морской артиллерии и пятнадцать лет назад, взяв все свои чертежи, сел на иберийское судно. Какой я был дурак! Пока мы выходили из пролива саксонцы с иберийцами затеяли войну. Понятное дело, судно попало под удар саксонской эскадры, курсирующей у входа в пролив…
Глазьев с трудом подавил зевок:
— Господин Арсеньев, а можно ближе к сути?
Трактирщик изумленно замолчал, разжав кулаки.
— Простите, сударь. Да, меня немного заносит. Перейду к сути. Я решил, что все мои разработки никчемны, если не будет действующего образца. И за много лет, втайне, я все же изготовил его…
Тут Глазьев насторожился.
— А о чем, собственно, идет речь?
Аристарх Семенович застенчиво улыбнулся.
— Речь идет, сударь, о корабельных пушках. Пройдемте со мной. Вас ожидают сюрпризы!
Старший майор, незаметно для трактирщика, все же положил ладонь на рукоять пистолета, и шагнул в подвал следом за стариком. Арсеньев зажег факелы, и Глазьев увидел на деревянных лафетах четыре пушечных ствола. Правда, с тыльной части они заканчивались не обычным казенником с «виноградиной», а довольно длинной казенной частью с колесиками, толще, чем сам ствол. На лафет ствол крепился с помощью конструкции из двух полозьев с пружинами, которые крепились к опорам. Рядом с лафетами выстроились цилиндры, на вид сделанные из картона.
— Что это? — спросил Глазьев, показывая на них.
— Пороховая часть заряда, — с гордостью ответил Арсеньев.
— Пока я не понимаю надобности таких конструкций, — признался старший майор. — Поясните, пожалуйста. Только коротко.
— Извольте, сударь! — трактирщик подошел к ближайшей пушке. — Напомните, сколько длится зарядка орудия в бою.
— С полминуты…
— Это если полный наряд! А если канонир один?
Глазьев прикинул.
— Тогда, думаю, минуту.
— А теперь, сударь, считайте.
Арсеньев схватился за казенник орудия.
— Раз… два… три… четыре…
Считал старший майор. При счете «десять» трактирщик отошел, прислонив к пушке запальный не зажженный фитиль.
— Впечатляет, — сказал Глазьев, тут же оценив преимущество. — Но стоило ли все это городить ради выгоды по времени?
— Канал ствола с нарезками, — поспешил ответить Арсеньев. — По моим подсчетам орудие бьет на полторы мили. А на лафете есть прицел.
— Это уже серьезней! — не удержался старший майор.
Судя по прикидкам, двенадцатидюймовое орудие с такой скорострельностью и с такой дальнобойностью стало бы очень грозным оружием. Даже если взять заминку на десять секунд, то четыре ствола сделают в минуту… двадцать выстрелов! Это просто фантастично!
Он погладил гладкий ствол пушки и повернулся к Арсеньеву. Тот, предвидя вопрос, ответил:
— Я дарю это вам, сударь. Надеюсь, они послужат отчизне. Если не будут надобны, просто скиньте их за борт… а теперь, пройдемте наверх. Сюрпризы еще не закончились.
В маленькой комнатке на втором этаже кабачка Глазьева встретил молодой человек с горящими глазами потомственного аристократа.
— Кто вы, сударь! — острие шпаги уперлось Глазьеву в грудь.
— Это друг! — поспешил сказать Арсеньев. — Уберите шпагу, господин граф!
— Граф?! — старший майор не поверил. Хотя, манера держаться у юноши и его одежда, хоть и изрядно потрепанная, выдавали принадлежность к высшему обществу.
— Я сын графа Воронцова — военно-морского атташе империи в Саксонии, — гордо представился молодой человек, отступая на пару шагов.
Глазьев расстегнул плащ, показывая эполеты и знаки отличия.