Я снова подумала о том, кто это мог быть. Люк? Саймон? Нет, я старалась прогнать от себя мысли о Саймоне. Это Люк, внушала я себе, Люк. И Дамарис с ним заодно.
Дамарис! Но ведь только вчера я узнала правду о том, как обстоит дело между Дамарис и Саймоном!
Мои мысли носились по кругу, как мышь, попавшая в клетку. Я нашла рясу, я должна была бы радоваться, и я бы радовалась, если б могла этим поделиться с Саймоном…
Но чем я вообще теперь могу поделиться с Саймоном? Я поймала себя на мысли, что снова, как тогда у колодца, повторяю заветное желание: «Только бы не Саймон, Господи, только бы не Саймон!»
Ужинала я вместе со всей семьей. Саймон был очень предупредителен и, казалось, обеспокоен моим самочувствием. Я же, хоть и старалась, чтобы он не заметил перемены в моем отношении к нему, сама ощутила, что в моем тоне появился невольный холодок. За ужином, который был, как и накануне, накрыт в холле, Саймон сидел рядом со мной.
— Я очень огорчен тем, что не смог провести с вами сегодняшний день. Я надеялся, что мы с вами и с бабушкой поедем вместе кататься.
— Разве сегодня не было бы для нее слишком холодно?
— Возможно, но она ни за что не признала бы это. Она тоже очень огорчилась.
— Тогда вам надо было поехать, пригласив кого-нибудь вместо меня.
— Вы же знаете, что это было бы совсем не то.
— Может быть, Дамарис захотела бы с вами поехать.
Он засмеялся и, понизив голос, сказал:
— Я хотел вам кое-что в связи с этим рассказать.
Я вопросительно посмотрела на него, и он добавил:
— Потому что вы и так наверняка заметили. Иногда приходится идти к цели обманным путем.
— Вы говорите загадками.
— Что ж, это вполне уместно. Нам ведь как раз и надо с вами разгадать загадку.
Я отвернулась, потому что мне показалось, что к нашему разговору прислушивается Люк. К счастью, тетя Сара снова начала громкий рассказ о том, как праздновалось Рождество в годы ее юности, и, хотя это было повторением ее вчерашних воспоминаний, она была явно настроена на то, чтобы никто не пропустил из них ни слова.
После ужина мы все перешли в гостиную на втором этаже. Гостей в этот раз не было. Я села рядом с сэром Мэттью и проговорила с ним весь остаток вечера, хотя и видела, что Саймона это выводит из себя. Так и не дав ему возможности со мной поговорить, я довольно рано ушла к себе. Минут через пять после того, как я оказалась в своей комнате, в дверь постучали.
— Войдите, — крикнула я, и в комнату вошла Сара.
Она одарила меня заговорщицкой улыбкой и зашептала, словно пытаясь оправдать свое неожиданное вторжение:
— Ты же хотела узнать, вот поэтому я и пришла…
— О чем вы?
— Я начала заполнять пустоту.
Я вдруг вспомнила наполовину законченный гобелен, который мне показывала Сара, и сообразила, о чем речь.
— А можно я посмотрю? — спросила я.
— Конечно, потому я и пришла. Ты пойдешь со мной?
Я с готовностью встала и вышла вслед за ней в коридор. Тут она приложила палец к губам:
— Тихо, не надо, чтобы они нас услышали. Они все еще в гостиной.
Мы поднялись по лестнице и прошли по коридору в ее крыло дома. Здесь было очень тихо, и я вдруг задрожала — то ли от холода, то ли от волнения. Сара шла впереди меня, торопясь, как ребенок, которому не терпится похвастаться новой игрушкой. Она первой вошла в свою рабочую комнату, зажгла несколько свечей от той, что была у нее с собой, затем, поставив ее на стол, чуть не бегом подбежала к шкафу. Достав из него гобелен, она развернула его перед собой, как в тот раз. Сама вышивка мне была видна не очень хорошо, но, по крайней мере, я видела, что на ткани добавилось какое-то новое изображение. Я взяла свечу и, поднеся ее к гобелену, различила контуры рисунка, которого раньше не было.
Я пригляделась. С одной стороны гобелена была уже готовая вышивка, изображающая мертвые тела Габриэля и Пятницы, а с другой — рисунок карандашом. Это было какое-то здание с зарешеченными окнами, и оно было нарисовано так, что зритель как бы заглядывал через решетку окна в комнату, похожую на тюремную камеру. Внутри камеры угадывались очертания сидящей женщины, которая что-то держала в руках. У меня по спине пробежали мурашки, когда я поняла, что это «что-то» должно было изображать младенца.
Я взглянула на Сару. При свете свечей ее морщины были не видны, и ее лицо казалось почти молодым и в то же время как будто не от мира сего. Как же мне хотелось узнать, какие тайны хранит в себе ее память, какие чувства скрыты за безмятежным выражением ее глаз!