— Благодарю вас, но мне не хочется.
Он подошел ко мне и взял меня за запястье руки. Он держал меня за руку ласково, но крепко.
— Боюсь, что мне придется настоять, потому что вы сегодня что-то очень бледны.
— Нет, доктор Смит, — повторила я, — я не хочу ехать на прогулку.
— Тем не менее, Кэтрин, — произнес он пугающе мягко, приблизив ко мне свое лицо чуть не вплотную, — вы поедете со мной.
Я попыталась проскользнуть мимо него к выходу, но он обхватил меня руками и крепко держал, не давая сделать ни шагу. Рясу он при этом вырвал из моих рук и швырнул на пол.
— Отдайте это мне и сейчас же меня отпустите!
— Дорогая моя, позвольте мне решить, что для вас лучше.
Меня охватила настоящая паника, и я закричала:
— Рут! Рут! Помогите мне!
Я увидела, как она бросилась вверх по лестнице и поблагодарила Бога за то, что она оказалась так близко.
Когда она распахнула дверь в галерею, доктор все еще держал меня такой крепкой хваткой, что мне никак не удавалось вырваться.
— Боюсь, — обратился к ней доктор, — что она все-таки доставит нам некоторые хлопоты.
— Кэтрин, — сказала Рут, — вы должны подчиниться доктору. Он знает, что для вас лучше.
— Он знает, что для меня лучше! Посмотрите на эту рясу. Это он и устраивал все эти фокусы вокруг меня!
— Да, похоже, что ее состояние еще более серьезно, чем я полагал, — сказал доктор. — Боюсь, что у нас будут сложности. В таких делах нельзя затягивать. Я знаю это по опыту.
— Какой еще дьявольский план вы задумали? — резко спросила я.
— Типичная мания преследования, — пробормотал он, обращаясь к Рут. — Им всегда кажется, что против них ополчился весь мир. — Он снова повернулся ко мне и сказал: — Кэтрин, дорогая моя, вы должны довериться мне. Разве я не был вам другом?
Я разразилась смехом, и этот смех меня встревожил. Я была не на шутку испугана, потому что я начала понимать, что он собирался сделать, и при этом Рут или действительно верила ему, или притворялась. Как бы то ни было я была одна против них двоих, и мне не от кого было ждать помощи. Как же глупо я поступила, никому не рассказав о своих открытиях! Теперь было поздно, потому что даже если Рут не была его сообщницей, то и моим другом она тоже не являлась.
Но я все же сделала отчаянную попытку разоблачения.
— Послушайте, — сказала я им, — я все знаю. Это вы, доктор Смит, решили помешать моему ребенку появиться на свет. Вы убили Габриэля и готовы были убить любого, кто может помешать Люку унаследовать поместье…
— Вы видите, — печально спросил он Рут, — как далеко это зашло?
— Я нашла рясу, и я знаю, что вы считаете, что ваше место здесь, в этом доме. Я знаю все. Не думайте, что вам опять удастся меня обмануть.
Он сильно стиснул меня в руках и что-то прижал к моему рту. Я ощутила запах хлороформа или чего-то в этом роде и почувствовала, как всё словно ускользает от меня и его голос звучит всё слабее и слабее — как будто издалека.
— Я надеялся, что этого удастся избежать, но ничего не поделаешь. Когда они грозят стать буйными…
И тут я стала проваливаться куда-то в темноту…
Когда-то я от кого-то слышала, что человеческое сознание сильнее, чем тело. После того, что со мной случилось, я верю, что это так. Мое сознание приказывало телу сопротивляться влиянию хлороформа. Конечно, это было невозможно, но все же, в то время как телом своим я уже управлять не могла, мой мозг все еще боролся. Вся моя воля была направлена на то, чтобы не потерять сознание. Я знала, что если это произойдет, то я очнусь уже узницей Уорстуисла, все найденные мною улики будут уничтожены и мои протесты восприняты как бред душевнобольной.
Поэтому я из последних сил сопротивлялась обмороку и в этом полусознательном состоянии продолжала ощущать, что со мной происходило, хотя ни руки, ни ноги меня не слушались. Словно сквозь сон я сознавала, что меня куда-то везет тряская карета, где рядом со мной сидит злодей-доктор. Я отчаянно гнала от себя ужасную сонливость, которая грозила отнять у меня сознание и память.
Я знала, что он везет меня в Уорстуисл. В его экипаже кроме нас никого не было, а кучеру не могло быть слышно, что говорилось внутри. Покачивание кареты помогало мне держаться на границе сознания, а цокающие копыта лошадей, казалось, повторяли: «Не сдавайся, не сдавайся…»
Я знала, что не сдамся. Я не допущу, чтобы моему ребенку кто-нибудь мог сказать, что его мать была на излечении в Уорстуисле.
— Вы не должны сопротивляться сну, Кэтрин, — мягко сказал доктор.
Я хотела ему ответить, но язык меня не слушался.