— Нам еще выше, — сказала она, открыв дверь, за которой я увидела короткий лестничный пролет. — Там, на самом верху, и есть детские комнаты: классная, дневная детская, спальня, комнаты няни и комната горничной.
Мы поднялись по лестнице, и тетя Сара открыла первую дверь.
— Это — классная, — сообщила она мне почти шепотом.
Я увидела просторную светлую комнату с тремя окнами и покатым потолком. Я поняла, что мы находимся под самой крышей. Я невольно посмотрела на окна и с облегчением увидела, что по традиции, распространяющейся на большинство детских комнат в Англии, они были заделаны металлическими перекладинами. Значит, мне не надо будет бояться, что мой ребенок выпадет из окна.
У одного из окон стоял большой стол, а рядом с ним — длинная скамья. Я подошла к нему и увидела, что его поверхность была покрыта царапинами, говорящими о том, что за ним училось не одно поколение Рокуэллов.
— Смотри, что здесь написано! — воскликнула тетя Сара.
Я пригляделась и прочла: «Хейгэр Рокуэлл».
— Она повсюду писала и вырезала свое имя. Если вы пройдетесь по дому, заглядывая в разные шкафы и тому подобное, вы сами в этом убедитесь. Отец говорил, что ей надо было родиться мальчиком, а не девочкой. Она всеми нами командовала, особенно Мэттью. Она не могла ему простить, что он — мальчик. Ведь, если бы было наоборот, она была сейчас здесь, а не в Келли Грейндж, а Саймон Редверс… Но что сейчас говорить — как бы ей не хотелось поменяться с Мэттью местами, этому не бывать.
— Саймон Редверс — ее внук?
— Да. Она души в нем не чает. — Тетя Сара подошла ко мне ближе. — Ей бы очень хотелось увидеть его хозяином этого дома, но это ведь невозможно, правда? Перед ним на очереди твой ребенок, а потом Люк. Но сначала твой ребенок… Мне надо послать купить еще шелка.
— Вы хотите, чтобы мой ребенок тоже занял место в ваших гобеленах?
— Ты ведь назовешь его Габриэлем? — спросила она, не отвечая на мой вопрос.
Меня поразило то, как она угадала мои недавние мысли.
— Но ведь у меня может родиться девочка.
Она покачала головой, будто это было совершенно исключено.
— Маленький Габриэль займет место большого Габриэля, — сказала она. — Никто не может ему помешать — Ее лицо вдруг сморщилось в обиженную гримасу. — А вдруг помешают?
— Если родится мальчик, никто не сможет помешать ему занять место его отца, — твердо сказала я, хотя от ее вопроса мне вдруг стало очень не по себе.
— Но его отец погиб. Все говорят, он убил себя… Это правда?
Она схватила меня за руку у локтя и крепко сжала ее.
— Это правда? — повторила она. — Ты ведь сказала, что он не убивал себя. Тогда кто же это сделал? Скажи мне, кто?
— Тетя Сара, — быстро сказала я, — когда Габриэль погиб, я была вне себя от горя. Возможно, я сама не понимала, что говорила. Он покончил с собой, вы же знаете.
Она отпустила мою руку и бросила на меня укоризненный взгляд.
— Ты меня разочаровала, — сказала она. И тут же, словно забыв о своем огорчении, вновь просияла и заговорила: — Мы все сидели за этим столом. Хейгэр была из нас самой умной, хотя гувернантка ее недолюбливала — ее любимцем был Мэттью. Его все любили и баловали, я же считалась дурочкой, потому что мне не давались уроки.
— Зато вы научились прекрасно рисовать и вышивать гобелены, — утешила я ее.
— Да, а у Хейгэр как раз получалось все, кроме этого. Но уж что она вытворяла, ты и представить себе не можешь. Как-то раз она вылезла из окна верхнего этажа на карниз, а слезть оттуда не смогла. Ее сняли оттуда садовники. После этого ее на целый день в наказание заперли в ее комнате на хлебе и воде, но ей было хоть бы что. Она сказала, что ее приключение того стоило. Она мне говорила: «Если очень хочешь что-нибудь сделать, так делай это, а думать о расплате будешь потом. Если что-то стоит сделать, так, значит, это стоит и того, чтобы потом расплатиться».
— Судя по всему, у вашей сестры был очень сильный характер.
— Да, за это ее очень любил отец. Ему было жаль, когда она вышла замуж за Джона Редверса и переехала к нему в Келли Грейндж. А тут еще начались неприятности с Мэттью. Его исключили из Оксфорда из-за какой-то истории с женщиной. Так она приехала сюда поговорить с отцом. Я ее видела из галереи менестрелей.
Она села за стол и несколько секунд просидела молча, сложив на нем руки, как образцовая школьница. Я поняла, почему в этой части дома она всегда кажется моложе своего возраста — она действительно впадает в детство, в том смысле, что переживает его заново в своем сознании.