— О чем вы говорите, тетя Сара? Почему мы с вами должны понимать друг друга лучше, чем все остальные?
— Они всегда говорят, что я впала в детство.
И тут меня вдруг впервые осенила жуткая мысль.
— А что они говорят обо мне?
Она помолчала немного и потом неожиданно сказала:
— Мне всегда нравилась галерея менестрелей.
Мне не терпелось понять, что творилось в ее замутненном сознании, и вдруг до меня дошло, что слова о галерее вовсе не были бредом и что галерея была как-то связана с открытиями, которые она сделала.
— Значит, вы были на галерее менестрелей, — сказала я поспешно, — и вы услышали чей-то разговор внизу.
Она закивала головой и затем быстро обернулась, словно боясь, что сзади кто-то стоит.
— Так вы услышали что-то обо мне?
Она снова кивнула, потом покачала головой.
— Боюсь, что в этом году у нас будет мало рождественских украшений. Это из-за Габриэля. Может быть, повесят немного остролиста и все.
Меня всю трясло от нетерпения, но я знала, что если я хочу что-нибудь от нее узнать, я ни в коем случае не должна спугнуть ее разговорчивое настроение. Она явно что-то знала, но боялась говорить, поэтому я решила сделать вид, что меня это не интересует, и сменила тему.
— Не огорчайтесь, — сказала я спокойным тоном, — зато в следующее Рождество все будет по-прежнему.
— Кто знает, что случится с нами к следующему Рождеству — со мной или… с тобой?
— Я, возможно, буду здесь, как и сейчас. Ведь если родится мальчик, все захотят, чтобы он рос здесь, не так ли?
— Но они могут у тебя его забрать, а тебя поместить в…
Я сделала вид, что не слышала последних слов, и перебила ее:
— Я не соглашусь расстаться с моим ребенком, и никто не сможет меня с ним разлучить.
— Они смогут… если доктор скажет, что так надо.
Я взяла крестильный наряд, делая вид, что рассматриваю его, но к моему ужасу у меня начали так дрожать руки, что я испугалась, что Сара это заметит.
— А что, доктор что-то такое уже сказал?
— Ну, конечно. Он говорил это Рут. Он сказал, что, может быть, придется… если тебе станет еще хуже, и что, может, это даже лучше сделать еще до рождения ребенка.
— Вы были в это время на галерее?
— Да, а они — внизу, в холле. Они меня не видели.
— И что, доктор сказал, что я больна?
— Он сказал: «Умственное расстройство». Еще он сказал, что при этом бывают галлюцинации и что такие люди делают что-то, а потом думают, что это сделал кто-то другой. Он сказал, что это разновидность мании преследования, или что-то в этом роде.
— Понятно. И он сказал, что я этим страдаю?
У нее задрожали губы.
— Кэтрин, я была так рада, когда ты к нам приехала жить. Я не хочу, чтобы тебя увезли. Я не хочу, чтобы тебя отправили в Уорстуисл.
Ее слова прозвучали, как погребальный звон, как колокола, возвещающие мои похороны. Значит, они задумали похоронить меня заживо в лечебнице для душевнобольных!
Я не могла больше оставаться в ее комнате.
— Простите меня, тетя Сара, я пойду к себе. Мне сейчас полагается отдыхать, — сказала я и, не дожидаясь ответа, поцеловала ее в щеку и пошла к двери. Как только я оказалась в коридоре, я бросилась бежать и перевела дух только у себя в комнате, когда захлопнула за собой дверь. Я чувствовала себя загнанным зверем, который уже видит прутья клетки, которая ему предназначена. Я должна спастись, пока моя клетка не захлопнулась, но как?
Решение пришло ко мне очень быстро. Я пойду к доктору Смиту и потребую объяснения. Что он собственно имел в виду, говоря все это Рут? Мне не хотелось выдавать Сару, но для меня это был вопрос жизни и смерти, и я не могла думать о пустяках в такой момент.
Значит, они все думают, что я сумасшедшая. Это слово барабанной дробью стучало у меня в мозгу. Они говорят, что у меня галлюцинации, что мне привиделось, что кто-то ночью был в моей комнате, что я начала делать странные, нелепые вещи, а потом воображать, что их сделал кто-то другой.
Они убедили в этом доктора Смита, и теперь я должна доказать ему, что они все ошибаются.
Я надела свою синюю накидку — ту самую, что висела на парапете, — и отправилась к дому доктора. Я знала, где он живет, потому что, когда мы возвращались с Саймоном из Несборо, он сначала завез домой Дамарис, а потом уже нас с Люком. Сама же я до сих пор никогда не была в доме доктора. При мне никто из Рокуэллов не ходил к нему в гости — видимо, из-за болезни его жены.
Дом доктора был довольно высокий и какой-то узкий, а шторы на окнах напомнили мне о доме моего отца. Перед домом росли высокие ели, от которых на нем лежала густая тень.