— Вы неправильно поняли меня, — мягко сказал он, вернувшись на свое место за столом. — Для меня это все очень тяжело. Мне очень дорого семейство Рокуэллов, и я принимаю все их несчастья близко к сердцу. Прошу вас, поверьте, что не может быть и речи о том, чтобы поместить вас в Уорстуисл… по крайней мере, на этой стадии.
Я быстро взглянула на него.
— В таком случае, на какой стадии?
— Ну прошу вас, успокойтесь. Там… в этом заведении добиваются замечательных результатов. Вы же знаете, что я там регулярно бываю. Уже несколько недель как вы находитесь в сильном нервном напряжении. От меня-то ведь это не скроешь.
— Я нахожусь в нервном напряжении, потому что кто-то задался целью изобразить меня истеричкой. И как вы только смеете говорить со мной об этом заведении! Вы, должно быть, сами сошли с ума.
— Я всего лишь хочу вам помочь.
— Тогда найдите того, кто все это делает. Найдите того, у кого после спектакля осталась монашеская ряса.
— Вы все еще думаете о том злосчастном случае.
— Конечно, я о нем думаю! С него ведь все и началось.
— Миссис Рокуэлл… Кэтрин… Я хочу быть вашим другом. Вы же не сомневаетесь в этом, правда?
Я посмотрела в его темно-карие глаза и подумала, что они очень добрые и ласковые.
— Вы меня заинтересовали с самого вашего появления в Киркландском Веселье, — продолжал он. — А потом, когда ваш отец приехал на похороны Габриэля и я увидел, как обстоят между вами дела, я проникся к вам огромным сочувствием. Вы показались мне такой беззащитной и ранимой… Но я слишком разоткровенничался.
— Нет, говорите. Я хочу знать все.
— Кэтрин, вы должны мне довериться. Ведь больше всего на свете я хочу помочь вам пережить это трудное для вас время. Дамарис не намного моложе вас, и когда я вижу вас вместе, мне хочется думать, что вы тоже моя дочь. Мне так хотелось быть отцом большого семейства… Но я вас заговорил. Знайте только, что мои чувства к вам — это чувства отца к дочери, и поэтому прошу вас, доверяйте мне, делитесь со мной, и тогда я смогу вам помочь.
— Лучше всего вы мне сможете помочь, если узнаете, кто наряжался монахом и приходил ко мне в комнату. Если вы найдете этого человека, никакая другая помощь мне будет не нужна.
Он грустно посмотрел на меня и покачал головой.
— Что вы этим хотите сказать? — резко спросила я.
— Только то, что я прошу вас доверять мне, как родному отцу. Я буду рад защитить вас.
— Значит, вы думаете, что мне кто-то угрожает?
— Скорее что-то. Это может быть наследственность…
— Я вас не понимаю.
— Наверно, я сказал слишком много.
— Моя беда как раз в том, что все чего-то не договаривают. Если бы я знала все, что вы все обо мне думаете, мне было бы легче доказать вам, что вы не правы, считая меня… неуравновешенной.
— Но вы верите, что я-то хочу вам помочь, что я не только ваш врач, но и ваш друг?
Я увидела неподдельное волнение в его глазах и растрогалась. Надо же, он заметил, как безразличен ко мне мой отец и как я переживаю это. Он назвал меня ранимой. Я никогда о себе так не думала, но, наверное, так оно и было. Мне ведь всегда не хватало любви и тепла, которых я была лишена в родном доме. Дядя Дик давал мне их с избытком, но ведь его нет рядом со мной сейчас, когда мне так нужна поддержка. Доктор Смит предлагает мне свое сочувствие и ту самую отеческую заботу, которой я не видела от своего родного отца.
— Вы очень добры, — сказала я.
Его лицо осветилось радостью. Он наклонился и ласково похлопал меня по руке.
Вдруг он снова стал серьезным.
— Кэтрин, вы сказали мне, что ждете от меня полной откровенности. Я хочу объяснить вам, почему я так привязан к семейству Рокуэллов. Я перед ними в большом долгу. Я скажу вам сейчас то, что известно очень немногим, но я хочу заслужить ваше доверие, поэтому сам доверяю вам свою тайну. Может, вы помните, что я как-то говорил вам о том, что я начал жизнь никому не нужным сиротой и о том, что один богатый человек помог мне встать на ноги. Этим человеком был сэр Мэттью Рокуэлл. Теперь вы понимаете, почему я принимаю все дела этой семьи так близко к сердцу?
— Понимаю, — пробормотала я.
— Так вот, сэр Мэттью хочет, чтобы его внук родился сильным и здоровым. А я хочу все для этого сделать. Поэтому, дорогая Кэтрин, вы должны целиком положиться на меня и на мою заботу о вас. Мне известно кое-что, что, видимо, неизвестно вам, и я не могу решить, сказать вам об этом или нет.
— Вы должны мне об этом сказать!