Я отослала ее и заперла дверь.
Это был мой самый черный час.
В конце концов я приняла успокоительное, которое дал мне доктор, и скоро провалилась в спасительный сон.
VI
Есть что-то особое, что появляется в женщине, которая ждет ребенка, какой-то яростный инстинкт, направленный на то, чтобы защищать и оберегать его всеми силами. И чем острее в этом необходимость, тем больше сил и решимости находит в себе женщина.
Я проснулась на следующее утро, чувствуя себя отдохнувшей и посвежевшей благодаря нескольким часам непрерывного сна, подаренного мне лекарством доктора Смита. Но как только я вспомнила все, что произошло со мной накануне, у меня появилось ощущение, что я стою перед входом в бесконечный темный тоннель, войти в который для меня смерти подобно и в который, как бы я не сопротивлялась, меня может бросить чья-то злая воля.
Но мой ребенок, напомнивший о себе легким движением, напомнил мне и о том, что наша с ним судьба едина, что, если я сдамся, я погублю и его, и что поэтому я должна бороться за нас обоих — и прежде всего за него, за то, что мне дороже всего на свете.
Когда Мэри-Джейн принесла мне завтрак, она не заметила ничего необычного в моем настроении или состоянии, и это была моя первая маленькая победа. Ведь я боялась, что не смогу скрыть тот поселившийся во мне страх, из-за которого накануне я чуть действительно не лишилась рассудка.
— Сегодня чудесное утро, мадам, — сказала Мэри-Джейн.
— Да?
— Все еще немного ветрено, но зато солнце так и сияет!
— Я очень рада.
Все еще лежа в кровати, я прикрыла глаза, и горничная вышла. Я заставила себя проглотить кое-что из принесенного ею завтрака, хотя на самом деле есть мне не хотелось. Я лежала и смотрела на тонкий солнечный луч, пробившийся сквозь шторы и упавший на мою кровать. От его вида мне стало немного легче на душе — я подумала, что в нем есть что-то символичное. Ведь солнце на самом деле есть всегда, подумала я, только иногда его от нас закрывают тучи. Из любой трудной ситуации должен быть выход, и даже если он скрыт, при желании его можно найти.
Я должна была сосредоточиться и очень спокойно обдумать свое положение. Я совершенно точно знала, что то, что я видела вчера и перед этим, не было игрой моего воображения. Какими бы странными и непонятными ни казались все эти происшествия, все они должны были иметь какое-то реальное объяснение.
Было ясно, что Дамарис так или иначе участвует в заговоре против меня, и в этом не было ничего странного, потому что, если это Люк задумал довести меня до выкидыша, а Дамарис собирается стать его женой, то естественно предположить, что они будут действовать заодно.
Но возможно ли, чтобы двое молодых людей замыслили такое дьявольское убийство? Потому что, как ни рассуждай, это будет убийством — пусть не родившегося еще на свет, но уже живого маленького человека.
Первое, что пришло мне в голову, когда я задумалась над своими дальнейшими действиями, была мысль вернуться к отцу. Но я почти сразу отвергла ее. Я не смогу этого сделать, не дав никому никаких объяснений. Мне придется сказать, что я уезжаю из-за того, что кто-то в Киркландском Веселье пытается свести меня с ума, и это будет равносильно признанию моего страха. У меня было чувство, что, если я, хоть на мгновенье, допущу возможность того, что я страдаю от галлюцинаций, я тем самым сделаю шаг по тому самому пути, на который кто-то хочет меня толкнуть силой.
И потом, я не думаю, что я смогла бы выдержать тяжелую и мрачную атмосферу отцовского дома в этот и так невеселый для меня момент.
Итак, я приняла решение во что бы то ни стало разгадать тайну. Только так я могла вновь обрести душевный покой. Убежав от нее, я бы его себе не вернула. Я с новой силой возьмусь за поиски человека, который угрожает мне и моему ребенку, и разоблачу его ради нас обоих.
Обдумав план действий, я решила отправиться к Хейгэр и все ей рассказать. На самом деле я предпочла бы действовать в одиночку, но в моем положении это было невозможно, потому что первое, что я должна была сделать, это съездить в Уорстуисл и убедиться в том, что доктор Смит не ошибся.
О том, чтобы попросить кого-нибудь в Киркландском Веселье меня туда свозить, не могло быть и речи, поэтому мне ничего не оставалось, как довериться Хейгэр.
Я встала, приняла ванну, оделась и тут же пошла в Келли Грейндж. Было почти половина одиннадцатого, когда я вошла в дом Хейгэр, и меня сразу же провели к ней в комнату. Без лишних предисловий я рассказала ей о том, что услышала от доктора Смита. Она выслушала меня с очень серьезным видом, и когда я закончила, она сказала: