— Кэтрин, вам нечего бояться. Не надо никогда ничего бояться. Страх — это клетка, которая мешает нам освободиться, но эту клетку мы строим сами. Ее прутья кажутся нам сделанными из прочного железа, на самом деле это не так. Мы сами можем и должны их сломать. Прочные они или хрупкие, в любом случае они такие, какими мы сами их сделали.
— Вы действительно хотите меня убедить в том, что мне нечего бояться?
— Никакой реальной опасности вы ведь пока что не подвергались, разве не так? Вы были просто напуганы.
— А как я могу быть уверена, что впереди ее тоже нет?
— Нам ведь с вами понятна их цель. Кто-то стремится вывести вас из душевного равновесия. Вашей жизни как таковой ничего не угрожает. И это понятно. Ведь ваша внезапная смерть вскоре после неожиданной гибели Габриэля обязательно бы вызвала подозрения. Нет, угроза не над вами, а над вашим ребенком. Их цель — довести вас до столь взвинченного, панического состояния, что ваши шансы благополучно произвести на свет здорового младенца станут равны нулю. Опять же, на фоне смерти Габриэля, все должно выглядеть совершенно естественно и не вызывать подозрений.
— А смерть Габриэля… — начала я.
— Я теперь уже думаю, что это был первый акт драмы.
— А моя собака? — пробормотала я, вспомнив, как вечером, накануне гибели Габриэля, Пятница лаял и рвался в коридор, словно кого-то там почуял. Я рассказала об этом Саймону.
— Ну ясно: там кто-то был. Наверное, если бы не ваш пес, Габриэль погиб бы уже в ту ночь. Поэтому-то пса и убрали. — Он положил ладонь мне на руку.
— Мы не знаем, как это произошло, но давайте думать о том, что у нас впереди. О том, что было, мы можем только догадываться. Если мы поймаем «монаха», мы потребуем у него объяснений, и я уверен, что мы узнаем, какова была его роль в смерти Габриэля. Ну а пока, если он снова перед вами возникнет, притворитесь, что не видите его. Ради Бога, не пытайтесь сама его ловить. Кто знает, на что он может решиться. Если мы правы в наших догадках по поводу того, как погиб Габриэль, то, значит, мы имеем дело с убийцей. Поэтому умоляю вас, делайте, как я сказал.
— Хорошо, Саймон.
— И помните, вы больше не одиноки. Мы будем бороться вместе.
Мы вышли из гостиницы, снова сели в двуколку, и Саймон отвез меня домой. Хотя моя поездка в Уорстуисл оказалась бессмысленной, я чувствовала себя гораздо увереннее, чем до нее: разговор с Саймоном пошел мне на пользу, а главное, я теперь действительно знала, что мне есть кому доверять.
Я написала отцу, надеясь, что уже через несколько дней буду знать всю правду, так как отец поймет, с каким нетерпением я жду от него ответа. Как только я отправила письмо, я почувствовала себя как бы сильнее. Весь следующий день прошел без приключений, а наутро приехал доктор Смит.
Он захотел поговорить со мной наедине, и Рут оставила нас вдвоем в утренней гостиной.
Он подошел к креслу, в котором я сидела, и почти с нежностью на меня посмотрел. Положив ладонь на подлокотник моего кресла, он мягко сказал:
— Значит, вы ездили в Уорстуисл.
— Я хотела убедиться, — ответила я.
— Разумеется. Значит, теперь вы знаете, что я вас не обманул?
— Они мне там ничего не сказали.
Он кивнул.
— Главный смотритель ни в коем случае не мог поступить иначе. Он обязан соблюдать конфиденциальность в отношении своих пациентов и их родственников. Но во всяком случае вы убедились, что там содержится некая Кэтрин Кордер.
— Да.
— Кэтрин, поверьте, я вам сказал правду: это действительно ваша мать. Ваш отец, Мервин Кордер, каждый месяц ее навещает. Он просто счел необходимым все это от вас скрыть.
— Это меня не удивляет.
— Кэтрин, зато я приятно удивлен вашим спокойствием. Кстати, если бы вы меня попросили, я бы сам свозил вас в Уорстуисл. Вы бы тогда убедились, что я был бы вам там гораздо полезнее, чем Саймон Редверс.
У меня было минутное искушение сказать ему о моем письме к отцу, но я удержалась. Саймон сказал, что мы с ним вдвоем разгадаем эту таинственную загадку, и я не хотела никого посвящать в наш с ним договор.
К тому же у меня не было особой надежды получить от отца какое-нибудь радостное известие. Мне было уже ясно, что Кэтрин Кордер, томящаяся в Уорстуисле, была не кто иная, как моя мать.
— Может, как-нибудь я все-таки свожу вас туда, чтобы вы могли ее увидеть.
— Какой в этом смысл, если я ее никогда не знала?
— Но разве вы не хотите видеть свою родную мать?
— Она ведь меня все равно не узнает.
— Ну почему, у нее бывают моменты просветления, когда она начинает как-то осознавать, что происходит вокруг нее.