Пролог
Часто, не видя закономерностей общего хода вещей, все происходящее с нами воспринимаем мы, как цепь случайных событий, никак не связанных между собой. Мы не подозреваем, что те события, что кажутся нам случайными, были предопределены нашими поступками или поступками окружающих нас людей много лет назад, возможно, в той, иной, прошлой жизни, от которой порой не осталось ничего, кроме странных, неразгаданных снов, временами посещающих нас. И лишь иногда, ощутив нечто необычайное, неуловимое, как легкое дыхание утреннего ветерка, всплывшее где-то из глубин подсознания, останавливаемся мы посреди пути, пытаясь осмыслить жизнь нашу, казавшуюся нам чередой случайных совпадений. Мы замираем, боясь упустить то, что внезапно явилось нам из далеких веков, нечто легкое, почти невесомое, как некое пророчество, смысл которого еще сокрыт от нас грубой пеленой действительности. Но время идет, оно тает, теряется, мы забываем о нем, и лишь иногда вспоминаем, услышав забытые звуки, запахи, блики света на воде, мерцание далеких звезд.
Дождь. Снова дождь. Бесконечный, серый, унылый, будто умирающая осень плачет этим монотонным дождем. Капли его медленно ползут по стеклу, искажая пространство, перечеркнутое косыми полосами, как листок школьной тетрадки. Снова дождь. И снова не будет писем. Их не было сегодня, вчера, и позавчера, их нет уже целую неделю. Воскресение. Никуда не нужно спешить, можно целый день сидеть у окна и смотреть, как истекает дождем хмурая, печальная осень. Уже и листьев на деревьях почти не осталось; они опали, прохожие втоптали их в грязь, и дворники смели в кучи. Дождь, снова дождь; за окном лужи, покрытые мелкой рябью, да мокрые ветви деревьев, с которых капает вода.
Сегодня в музее Западного искусства открывается выставка фламандских художников. Только три дня. Лучше сходить на выставку, чем смотреть на этот дождь. Все равно, сегодня не будет писем. Худенькая старушка в синем плаще уже час назад разнесла почту. Как неохота выходить на улицу, ветер бьет дождинками по щекам, сырость проникает под кожу. На улице мало людей, они сидят в теплых квартирах и смотрят на этот дождь, лишь немногие, которых что-то важное выгнало за порог в эту ненастную, пронизанную ветром и дождем осень, медленно бредут по лужам. Вот и остановка троллейбуса. Он подходит, обдавая людей водой и грязью. Кто-то ругается, кто-то молча вытирает запачканную одежду, и все стремятся втиснуться в узкую дверь, чтобы не оставаться здесь, под этим мелким, холодным дождем. В троллейбусе тепло, пассажиры протирают ладонями запотевшие стекла, стараясь разглядеть в мутном пространстве за окном свою остановку. А вот и его — «Музей Западного искусства», пора выходить.
Он взял билет, повесил в гардеробе мокрый плащ, и вошел в зал, полный тайны, заключенной в древних, написанных рукой известных и неизвестных художников, полотнах. Он переходит из зала в зал, смотрит на мир, давно уже умерший, отшумевший, как эта осень, застывший в потускневших красках, покрытых сетью паутинок, картин. Он вглядывается в лица людей, живших сотни лет назад, любуюсь природой, не израненной шрамами дорог, смотрит на закаты и рассветы, не закопченные дымом фабричных труб. Один портрет особо привлек его: дама, в длинном, красном платье, с густыми черными, падающими на обнаженные плечи волосами, стоит у перил лестницы; одна рука ее небрежно касается перил, другой она поддерживает платье. Она спускается по ступеням, нога в позолоченной туфельке уже сделала шаг, появившись из-под края платья. Глаза ее, светящиеся тайным, зеленоватым светом, смотрят на него в упор.
Он узнал ее сразу, это была она, та, от которой он уже целую неделю ждет письма. Взгляд, поворот головы, тонкая прядь волос, упавшая на лоб, печальная улыбка, застывшая в уголках губ. Не дыша смотрит он на портрет. Откуда она здесь, среди картин семнадцатого века? Кто мог изобразить ее? Надпись под картиной гласит: «Портрет дамы. Неизвестный художник». Он не заметил, как подошла женщина, служащая музея, и что-то спросила, потом тронула его за рукав, — он обернулся и посмотрел на нее отрешенным взглядом.