Серые плащи были повсюду. Жители находились под их неустанным надзором, но вычисление тех, кто будет из-за причуд своего певчего пса обречен завтра, были неэффективны. Потребовалась наёмная армия математиков из числа обреченных на предательство, и иной математик, случалось, вычислял координаты собственной ссылки.
Самих же поющих псов было усыплено столь много, что в память о них горожане даже соорудили мемориал памяти Поющих псов, а вокруг него разбили маленькую уютную площадь, тогда как памяти о сосланных на Штормовые острова предателях Города и Отечества в народе не оставалось...
Жил в те страшные времена в Городе юноша, которому из городского Магистрата пришло предписание занять пост Городского Вычислителя только за то, что с детства тянулся Бдир, а так звали юношу, к поощряемой гицель-властями игре в “морской бой”.
И жила на соседней улице необыкновенной красоты девушка Тирба. Бдир и Тирба даже не ведали друг о друге то той поры, пока не наступило их совершеннолетие и им обоим было предписано получить для досмотра щенков-индикаторов их верноподданнического поведения.
Так уж получилось, что соседи с некоторых пор стали сторониться соседей, а обучал своих собственных детей каждый у себя дома, подальше от завистливых глаз и возможной клеветы на чад своих до времени недозрелых.
И вот достались Бдиру и Тирбе щенки от одной усыплённой накануне поющей сучки. И стало обоим ясно, что они обречены — ведь щенки поющей собаки однажды обязательно запоют.
Но бдительный Бдир решил не допустить такого испытания для Тирбы, в которую влюбился с первого взгляда. Он поступил по-другому…
Уже на второй день работы он обратил внимание, что дома сыскных гицелей плотно расположились вокруг городского Магистрата, и что хотя собак в этих домах нет, роскошные будки от прежних собак, принадлежавших прежним хозяевам, были оставлены повсеместно.
К тому же добавилось ещё и то, что сыскные гицели, разыгрывая из себя демократов, поселили в эти пустовавшие ныне искусно инкрустированные дорогими породами деревьев и металлами будки муляжи усыплённых певчих собак, порою удивительных редких декоративных пород.
Оставалось сделать немногое…
За час до прихода гицель-сыщиков в дом предполагаемой жертвы Бдир уносил поющего пса из будто бы обреченного дома и подсаживал его на цепь в будку при одном из домов, занимаемых теперь гицель-сексотами.
В Городе начался переполох.
Запахло изменой.
За несколько месяцев было сослано на острова более 900 прежних казнителей, но когда выпали координаты поющего пса Тибры, девушка категорически отказалась отдать Бдиру своё милое животное, крошечного пса, к которому она безумно привязалась.
Это могло стоить преданной девушке свободы и тогда Бдир, понимающий, что щенки из одного помёта должны и запеть одновременно, упросил Тибру только на одну ночь и своего и её пса подселить в дома главных виновников многолетней трагедии Города, но призвать в свидетели подобной измены всех оставшихся в живых горожан…
На подобное девушка согласилась. И в ту ночь при стечении жителей всего исстрадавшегося за годы Города щенки воспитанные Тиброй и Бдиром запели свои собачьи арии в домах главных виновников страшной городской трагедии.
Утром гицель-сыщиков судили. А к ночи выслали из Города. Навсегда. Перед высылкой на площади Поющих Псов были сожжены серые плащи и широкополые в тон шляпы всех гицель-сексотов.
Но странное дело произошло и с собаками. С той ночи все до единого пса раз и навсегда перестали в Городе петь, только вот старики, они еще долгие годы повторяли как заклинание в память о безвинно оклеветанных:
— Сорок семь — пропускаю… Пропущено — двадцать пять. Сорок три — девятнадцать... — Кто помнит, с них-то всё и началось: столь прекрасно и страшно.
Вот только Тибра и Бдир никого более не занимали. По просьбе молодых их оставили наедине с их простым человеческим счастьем.
август 1997г.
Конец