Главенствовал среди них мужик по прозвищу Стрыга. В подчинении у него было всего восемь человек, но все как на подбор — высокие, сильные, с пустыми глазами и хорошим оружием. Для небольшого поселка — серьезная сила, да и любой отряд постесняется с такими вступать в бой без серьезного повода.
Банда вела рабов и тащила телеги с добром, но быстро догнать их не получилось, хотя Босой бежал весь день и половину ночи напролет. В конце концов он понял, что или работорговцы свернули в сторону, или он сам пошел не туда, но в третьем по счету встреченным им поселке о банде Стрыги вообще не слышали, да и в округе в последние дни никого из чужих не видели.
Пробегав с неделю, Босой был вынужден признать, что перестал понимать, в каком направлении вести погоню. Да и деньги, и прихваченная с собой еда подходили в концу. Еще немного в таком темпе — и он превратится в грязного оборванца, без цели блуждающего по степи.
Босой заночевал в ближайшем селении в подсобке у торговца, а с утра пошел к местному главе.
В этих краях Босого не знали, и можно было представляться любым именем, а еще перестать делать вид, что он обычный огородник, каких в любом поселке — по девять на десяток.
— Чего тебе? — здешний главный, по имени Керн, был не такой высокий, как Пыльник, и в плечах поуже, но взгляд такой же наглый и надменный.
— Я ловчий. Проходил мимо. Решил узнать, нет ли у вас для меня работы.
— Ловчий? — Керн подозрительно прищурился, — Такой молодой? Один?
Наверняка он хотел добавить еще что-нибудь оскорбительное, но поостерегся. Ловчие были товаром штучным, редким, и с ними старались не шутить.
— Так есть работа, или нет? Я тороплюсь.
— Да погоди ты, — Керн сдался, спустился с крыльца и подал руку, — Торопится он. Есть одно дело, а то и два. Тебя звать-то хоть как?
— Так и зовите, Ловчим.
Глава 2
Чудовища
Кожа на тонких руках Зои посинела от долгой изнурительной стирки в холодной воде ручья. Штаны, рубахи, чужие подолы, простыни и скатерти мелькали перед глазами бесконечной лоскутчатой чередой. Корзина, вода, корзина. Корзина, вода, корзина. И так до бесконечности.
Пальцы сводило от холода, и все же полоскать белье лучше, чем как Леся, дочь сапожника и прачки, стоять у котла для кипячения. Зоя всегда завидовала подруге, ее тонкому мелодичному имени Ле-е-еся и длинным густым черным волосам, доставшимся ей от матери. Все в жизни Леськи было простым и предсказуемым: добрый отец, вечно занятая домашними хлопотами мать, голые пятки, чтобы не снашивать зазря обувь, юбка покороче, чтобы не остаться к шестнадцати старой девой, носатый пахарь в ухажерах, что уже трижды пытался затащить подружку на сеновал, но пока получал отпор. Не пройдет и пары лет, как Леська выскочит замуж, и нарожает родителям таких же бестолковых, как и она сама, внуков.
Когда-то Зоя и свою жизнь видела простой и беспечной. Родители ее пришли в Грачи в поисках лучшей доли, заняли пустующий дом, обосновались, родили дочь и зажили, казалось, счастливо и в достатке, но в тот год, когда Зое стукнуло десять, и в селе начали посматривать на нее как на скорую невесту, несчастья посыпались одно за другим.
Сначала отец, мечтавший стать ловчим и не раз бесстрашно ходивший едва ли не к самому центру свалки, неаккуратно нарвался у самого ее края на рой мушек-мутантов. Он успел выскочить за край полигона и отбежать, но на большее сил не хватило. Пораженный множеством ядовитых укусов, он потерял сознание и обязательно погиб бы, если бы не жена, мать Зои.
Женское сердце почуяло беду и заставило броситься догонять мужа, недавно ушедшего к свалке на промысел. Такое и раньше было: сердце чувствовало неладное, и всегда угадывало — вечером муж возвращался или нездоровый, или после большой неудачи. В тот же раз отчаяние разрывало грудь, и мать Зои побежала за мужем, не жалея ног. Прибежала, нашла, издалека усмотрев в кустах неподвижное тело, подхватила на спину и протащила много километров, ни разу не присев и не застонав.
Мужа спасла, пусть и остался он до конца жизни мало на что способным калекой, а вот себя не уберегла. Этой же весной, едва лед начал раскалываться и бродить по реке, не удержалась, поскользнулась на краю льдины, упала в стылую воду и уже не вынырнула. Другие бабы стояли рядом, но не успел помочь, будто сам водяной решил прихватить первую красавицу села к себе в придонное царство.
Убитая горем Зоя заболела и почти месяц лежала пластом, а как только выздоровела — пошла работать прачкой, полоскать белье. Лицо ее, правда, после работы подолгу сохраняло выражение крайней усталости, а кожа постепенно теряла детскую нежность, но Зоя была рада помогать отцу, который после происшествия на свалке теперь мог справляться только с работой пастуха, да и то едва поспевал за стадом.