Палочка несколько раз ткнулась в землю, обозначая на карте места таких поселков. Босой сразу заметил, что жались они в основном в старым крупных городам и рекам.
— Вот эти, — Винник назвал каждый из поселков, и даже попытался подписать их, но места на карте не хватило, — думаю, подойдут тебе больше всего. Сюда Стрыга рабов и гоняет, попомни мои слова.
— Я есть хочу! — категорично заявила Зоя. Она уже несколько раз прикладывалась к доходящей похлебке, на пробу, и наконец вынесла вердикт о ее готовности. — Убирайте свои гадости.
Пламя почти не давало света, выхватывая из ночной темноты лишь кусок изъеденной временем кирпичной стены и уходящие вверх, к потолку, покрытые пылью паутинки. На остатках покрытой синей краской штукатурки виднелась выцарапанная надпись. Босому пришлось напрячься, чтобы сложить из осыпавшихся букв: «Цой жив!». И чуть ниже: «Зачем их звать обратно с небес?».
Вторую фразу Босой еще никогда не встречал и постарался запомнить, поместив на отдельную полочку в памяти, вместе с сотнями других воззваний из прошлого. Надписи давно потеряли наполнение и смысл, но продолжали пестреть на стенах, в надежде, что их когда-нибудь снова поймут.
Босой любил угадывать, что именно имели ввиду предки, подписывая дверной проем словами «Гальванический цех» или металлический ящик «Не влезай! Убьет!», и кому вообще надо было влезать в этот узкий невысокий ящик, и почему за это убивали. Прошлое разговаривало немыми криками, призывами, предупреждениями, но люди перестали понимать голос ушедшей эпохи.
Босой как-то битый час проторчал перед надписью «Стой! Опасная зона», пытаясь сообразить, что такого страшного ожидало людей в этом месте? И не ждет ли его опасность, если он пройдет дальше? В местах, где прошлое кричало об угрозе, он старался вести себя осторожно. Бывало ведь и такое, что десятки лет спавшая ловушка пробуждалась, сжигая людей огнем, залепляя легкие пылью, отравляя или убивая сорвавшимся с проржавевших креплений грузом.
В здании, где Босой со спутниками нашли временный приют, тоже когда-то были таблички. Одна из них, ржавая, разодранная, а потому никому в хозяйстве не нужная, до сих пор валялась в углу. Написанное на ней прочитать было уже невозможно.
Винник с Зоей проспали весь день до ночи, проснулись, поели, и снова заснули, не в силах продолжать путь или участвовать в ночном карауле. Может быть и Босому стоило снова заснуть, но в голове плясало множество мыслей, над которыми нужно безотлагательно поразмыслить.
Например, над тем, как Винник за одну минуту перевернул представление Босого о самом себе. Он-то думал, что долгие шесть лет путешествий — надежная тайна, сокрытая сотнями дорог и тысячами исхоженных километров. И вдруг появляется старик, который не только доподлинно знает всю его историю, но и подозревает за ним неведомо откуда взявшуюся удивительную силу.
«Знал бы ты, сколько о тебе ходят легенд», — сказал на болоте Винник.
«Знал бы ты, как я этому не рад», — хотел бы ответить ему Босой, но не стал, молчанием выигрывая время на размышления.
Может в будущей жизни, когда будет спасена или выкуплена мама, широкая известность и всеобщее уважение сыграют Босому на руку. Сейчас он предпочел бы путешествовать под видом молодого, глупого, но самоуверенного ловчего.
Лихих удачливых парней люди любили, потому что любой лихой удачливый парень однажды обязательно оступится и погибнет. И будет очень приятно чувствовать, что он такой лихой — и умер. А ты, обычный сельский житель — жив и радуешься жизни.
И почему бы не угостить дерзкого ловчего кувшином молока, да не послушать его берущие за душу истории? Да не рассказать свои, услышанные от таких же лихих парней раньше? Босого и угощали, и слушали, и рассказывали все, что знали. Например, о работорговцах и купленных за последние годы в поселке женщинах-рабынях.
Иногда Босому казалось, что он напал на след. За шесть лет он выследил семь банд работорговцев, одну из которых умудрился почти полностью уничтожить, проверил бесчисленное множество подходящих под описание рабынь — но каждый раз это были не те работорговцы и не те рабыни.
Отматывая назад год за годом, он вспомнил и тот момент, который поставил его на путь ловчего.