Поняв, что задумка сработала, Босой на время прекратился в маньяка, думавшего только об одном — как себе посильнее навредить, но при этом суметь завтра с утра выйти на работу? Ведь была опасность не рассчитать и не только на долгое время привести себя в негодность, но и заработать на всю жизнь хромоту или еще худший недуг. В ход шло все: ножи, гвозди, огонь и даже домашний очаг, в который он совал пальцы, стремясь посильнее обжечься.
В итоге самой эффективной техникой была признана поверхность, усыпанная осколками камней с острыми краями. Они резали кожу, но не глубоко, особенно если правильно лечь. Обилие источников боли обеспечивало быстрый прогресс, остававшиеся же порезы хоть и саднили потом несколько дней, работать почти не мешали.
Шкала стойкости медленно, но стабильно ползла вверх, и когда она заполнилась на треть, усилия были вознаграждены. Сделать себе больно стало намного сложнее. Боль возникала по-прежнему, но восприятие ее изменилось. Она стала меньше доставлять неудобства, частично превратившись скорее в сигнальную систему, чем в проблему.
Некоторое время Босой чувствовал подъем и был готов и дальше продолжать эксперименты, но развивать стойкость оказалось намного сложнее, чем силу. Тяжело работать приходилось едва ли не ежедневно. Хочешь-не хочешь, а таскаешь, рубишь, дробишь, ломаешь, машешь лопатой, вилами, серпом или косой. Ради стойкости же приходилось страдать, и при этом прежние способы сделать себе больно попросту перестали работать. Хоть всего себя исполосуй — шкала если и двигалась, то незначительно, незаметно для глаз.
Издевательства над собой пришлось отложить, да и смысла в них особенного не было. Ни воевать, ни драться с кем-то Босой в ближайшее время не планировал, зато были еще четыре шкалы, почти не развитые, с которыми тоже можно было экспериментировать. Если бы знать, как.
Различные эксперименты долго не давали результата, и Босой, бывало, уже и забывал, что у него есть интерфейс. Пока однажды не столкнулся один на один с «перекати-поле».
Так называли одиноких бродячих чудищ, не имевших собственного логовища и стаи. Встречались они редко и почти никогда не появлялись в одном и том же месте, а потому рассказы о них были похожи скорее на сказки, сочиненные для красного словца. Так думал и Босой, пока не повстречался с «перекати-поле» лицом к лицу.
Как и остальные кочевые чудища, этот не монстр был похож ни на одно другое, совмещая в себе признаки двух или даже большего количества видов. Урод среди уродов. Монстр среди монстров. Логовища извергали их, как чужаков, и они, неприкаянные, бродили по свету, не способные ни примкнуть к кому-то, ни осесть на одном месте.
Встретившийся Босому монстр походил на енота-переростка, покрытого вместо шерсти крупными костяными пластинами. Голова его напоминала каменный валун, посреди которого светились маленькие зеленые глазки.
Если бы у Босого было время поразмыслить, он понял бы, что с такой башкой чудище вряд ли способно на прыжки и резкие маневры, но времени, как и всегда при внезапной встрече с чудищами, у него не было. Как обычный нормальный человек, будущий ловчий приготовился умереть и попытался увернуться от броска костяного енота чисто машинально, повинуясь лишь инстинкту самосохранения.
Усиленное интерфейсом тело оказалось неожиданно прытким. Босой и сам не понял, как оказался далеко в стороне от линии атаки и даже успел понаблюдать, как каменноголовый монстр пролетает мимо, с трудом останавливается, гася инерцию, разворачивается и разгоняется, готовый в любой момент вильнуть в нужную сторону, если добыча опять захочет отскочить.
Поверивший в себя Босой рванулся в последний момент, рискуя не успеть, но при этом не позволяя противнику среагировать на движение. Монстр проскочил мимо и врезался в тонкую березку, начисто снеся ее и даже не затормозив.
С этого момента Босой уже не менял тактику. Раз за разом он вставал рядом с толстыми массивными дубами, отскакивал, радуясь каждому глухому стуку за спиной, а на тридцатый или сороковой раз начал примериваться, получится ли, отскочив, всадить комменоголовому нож между защитных пластин?
Ударившись о дерево, наверное в сотый раз, монстр заметно замедлился, стал каждый раз перед атакой дергать головой, а потом и вовсе сменил тактику. Оказалось, что в нижней части башки-валуна, у него спрятаны широкие челюсти, и теперь он действовал на манер собаки, двигаясь короткими молниеносными рывками, стараясь ухватить добычу пастью.