В тот день она покормила малыша, и Володечка неожиданно начал кричать — громко и непрерывно, чего за ним раньше не водилось. Когда личико ребенка начало синеть от крика, Пашка испугалась не на шутку. Завернув его поплотнее в пелёнку, бросилась бежать в Карачан. С тех пор ее родители не рисковали оставлять детей одних. На следующий день Мария зажгла в церкви свечку, поставила перед ликом Девы Марии и долго молилась, благодаря Господа Бога за счастливый исход.
В Борисоглебске для девочки началась новая жизнь — не было рядом мамы.
В двадцать седьмом году не столь важны были деньги как оплата за квартиру приютившему Пашу семейству, сколько продукты, на которые лесник не скупился. Иван приезжал на лошади, привозил картошку, овощи, иногда — мясо. Зимой он замораживал молоко в эмалированной миске, кружки складывал в ведро и ставил его в ящик с опилками. Такое молоко могло долго простоять в сенцах.
Глава семейства, в котором предстояло жить квартирантке, был печником, работал в основном летом, а дома занимался столяркой. Молчаливый, сухощавый, сурового вида мужик с прокуренными усами слыл набожным, своих двух дочерей- школьниц заставлял читать евангелие. Хозяйка, тетка Надя, наоборот — приветлива, разговорчива, приняла девочку тепло, обняла и расцеловала. Она привела её в комнатку дочерей — Насти и Маши, показала кроватку, помогла разложить вещи, а вскоре две светловолосые головки явились перед Пашкой, с минуту разглядывали ее и без всяких знакомств разложили перед ней самодельные куклы.
У сурового печника, видать, золотые были руки! Этот дом на улице Набережной возле реки Вороны ставил сам: с двумя входами (отдельный в мастерскую), зал, спальня, да еще детская. На больших окнах висели красивые занавески — похожие Пашка видела у деда Степана.
Эта зима показалась Пашке длинной, ночами ей снился родной дом, мама. Но вот весна вступила в свои права, и три девчонки из Карачана решили на пасху идти домой. Они заранее припасли продукты на дорогу и договорились встретиться на выходе из города. Пашка, зная, что её не отпустят в такую неблизкую дорогу, ничего не сказала взрослым, лишь шепнула своим подружкам сёстрам, что сегодня не пойдёт в школу, а отправится домой, к родителям, наказав сверстницам не выдавать её.
Пашка полагалась на свою память: она запомнила дорогу домой, когда ездила с отцом на лошади, а лес не пугал её.
Три закрученные в платки фигурки вышли с окраины на подтаявшую дорогу. Тонкие валенки Пашки, обутые в резиновые галоши, скользили по влажному грунту. Несмотря на солнечный день, дул холодный ветер, девчушки старались идти по обочине, где лежала нестаявшая корочка наста. Пустынная дорога вдоль перелеска не испугала троицу, Пашка протянула руку в варежке вперёд: «Вона, там уже будем итить в лесе, всё напрямки!»
Солнце поднималось всё выше, с удивлением разглядывая девчушек на пустынном шляхе: перед великим праздником все успели сделать свои дела и сидели дома. Ряды берёз и осин густели, среди них ещё лежал снег, не успевший почернеть, он искрился в набиравшем тепло воздухе.
— Мамка, поди, уже яйцы красить… — заговорила курносая Катька, тем самым пробудив отклик в девочках, наперебой ставших вспоминать домашние блины да пироги. Разговаривая на приятные для них темы, они дошли до густого ельника, дальше дорога шла по лесу.
— Гляди-ка! Ктой-то шапку обронил! — глазастая Пашка что-то узрела в двадцати шагах в ельнике.
— Где, где? — затрещали любопытные подружки.
— Да вот же, смотрите, там, где корявая палка торчит!
Девчонки, не раздумывая, сошли с дороги и двинулись к небольшому бугорку, из которого торчал корявый кусок деревяшки.
— Ой! — вскрикнула Катька и зажала себе рот ладонью.
Из-под стаявшего снега на них смотрело лицо мертвеца со склёванными вороньём глазницами. Его череп прикрывала шапка из овчины, а то, что они приняли за ветку, — было скрюченной рукой, повисшей на кустарнике.
— Святая Богородица! — прошептала Пашка и стала пятиться назад, к дороге, куда опрометью бежали её подруги. Страшное, бородатое лицо с чёрными дырами вместо глаз словно стояло перед её глазами.
Теперь уже троица шла молча, оглядывая обе стороны леса, окружающего дорогу. У Катьки стучали зубы, а самая маленькая ростом Варвара тоненько пропищала: «Можа, вернёмси?»
— Пойдёшь одна, Варька! Мы с Катькой — домой, а ты — как знаешь! — ответила решительно Пашка. Катька молчала, её зубы мелко постукивали, она озиралась по сторонам. Девчонки ускорили шаг и уже почти бежали от страшного места. Пашка, зачинщик этого похода, надеялась, что их нагонит какая-нибудь повозка и добрый дяденька довезёт их до самого Карачана, но дорога была пустынна, один лишь лес окружал этих крох, так страстно желавших оказаться дома.