Он стоял у окна, рассматривая близорукими, усталыми от долгой работы глазами пожелтевшие листы какой-то книги, которую только что получил из Лондона. Вокруг него от пола до потолка возвышались ряды книг всевозможных форматов и во всевозможных переплетах. Они загромождали все полки и местами возвышались кучками на полу. Они лежали на стульях, на письменном столе, на окнах, торчали из карманов его халата — словом, всюду, куда ни оглянись, виднелись книги, книги и книги!
Боже! сколько учености и труда было собрано в этих четырех стенах! Восток, запад, север, юг; древние, средневековые и современные представители всех стран и всех народов собрались здесь. О, тени Фауста, Гутенберга и Кекстона, если души усопших могут посещать наш мир, придите и усладите ваши духовные очи лицезрением вашего потомства. В этих бесчисленных, пестрых фолиантах хранится дух прошлых веков. Здесь вы найдете вдохновеннейшего певца всех времен и народов, Шекспира, стиснутого между двумя досками, связанного крепче, чем джинн под Соломоновой печатью в арабских сказках. Разверните этот безобразный бурый фолиант — здесь Гомер и вся свита его героев. Улисс усталыми глазами всматривается в даль, направляя корабль к скалистым берегам Итаки; Елена в блеске царственной красоты стоит на троянской башне; Ахилл свирепствует под стенами Илиона над телом своего друга. Все, все они здесь, и явятся по первому твоему зову в своей неувядаемой, вековечной красе. Никакой некромант средних веков не мог вызвать столько духов и фантастических существ, как ты, Гильберт Харкнесс.
Короткий ноябрьский день близится к концу и готические буквы сливаются в неясную сплошную линию в глазах сэра Гильберта. Стук в дверь библиотеки заставляет его встрепенуться, он кладет книгу на стол и говорить:
— Войдите.
Входит слуга с карточкой, которую сэр Гильберт подносить к окну и читает при слабом сероватом свете:
— Отто Бранкель.
— Введите этого господина, — говорит он и снова смотрит на карточку. — Бранкель? Бранкель? где я слыхал эту фамилию? В Нюрнберге? Лейпциге? — бормочет он задумчивым тоном.
— Нет! в Гейдельберге, — прерывает его чей-то голос и, оглянувшись, он видит перед собою высокого статного господина в длинном меховом пальто, который глядит на него с улыбкой.
— Гейдельберг, — повторил сэр Гильберт. — Ах, да; ведь вы там читаете химию?
— Имею эту честь, — отвечал гость, усаживаясь в кресло, предложенное баронетом. — Я должен просить извинения за несвоевременный визит, но у меня есть к вам рекомендательное письмо от профессора Шлаадта и мне так не терпелось, что я решил не откладывать посещения.
Баронет взял письмо и, пробежав его, с чувством пожал руку профессора.
— Душевно рад познакомиться с вами, профессор, — сказал он. — Я много наслышался о вашей эрудиции и исследованиях.
— Сущие пустяки, — отвечал профессор, махнув рукою. — Капли знания, почерпнутые в бесконечном океане науки. У вас здесь замечательная коллекция книг. Я слышал о вашей библиотеке в Германии.
При этом он оглянул пытливым взором темные углы комнаты.
— Ах, вам еще не все видно, — сказал сэр Гильберт с благодарной улыбкой, когда слуга принес лампу и поставил ее на письменном столе. — При этом тусклом свете библиотека выглядит не авантажно.
— Слава ее проникла и в Гейдельберг, — заметил профессор, снова оглядывая комнату.
— Быть может, потому, что у меня много ваших, немецких химиков, — отвечал сэр Гильберт. — Вы знаете, я пишу историю химии.
— Есть у вас какие-нибудь алхимики четырнадцатого столетия, т. е. их сочинения? — спросил Бранкель притворно равнодушным тоном.
— О, да, — отвечал баронет, указывая в темный угол комнаты, на который жадно устремились глаза профессора. — Вон там у меня Ростгам фон Гельм, Градиус, Жиральд.
Руки профессора, державшиеся за ручки кресла, слегка дрогнули при этом последнем имени. Однако он заметил вполне равнодушно:
— Жиральд? Ведь это, кажется, редкая книга?
— Да, — отвечал баронет. — Я приобрел ее случайно. Я…
— О, отец! Отец! — раздался свежий, звонкий голос.
И молодая девушка в амазонке, забрызганной грязью, вскочила в окно комнаты.
— Великолепная охота. Фидльди была на высоте: я успела к концу, — и она показала лисий хвост. — Как и Джек. Из дам была я одна. Мы приехали домой за полчаса и почти загнали лошадей. Джек из кожи лез целый день; за это я пригласила его обедать. Войди, Джэк.