— Ну, теперь все ясно. Здесь, — указал карандашом профессор на карту, — отгадка нашей тайны. Ваня, ты вел себя молодцом! — И он пожал Ване руку.
— Да, по–видимому, это так и есть, — заметил Званцев.
— Недостающие буквы — это мягкий знак и «и», а буква «о» лишняя, она поставлена по ошибке.
— Ну, — сказал профессор, — я занят, да и стар, а вы трое завтра же в путь–дорогу, в село Маланьино. Вы, Сергей Ильич, кажется, не очень заняты, а этих молодцев я отпускаю на два дня.
Поезд на Тулу отходил в 00 часов 40 минут ночи.
Званцев и двое комсомольцев, одетые по–дорожному, в сапогах и брезентовых плащах, сидели в ярко освещенном вагоне. У Ткеши были с собой кирка и заступ, завернутые в газету.
Первое время шли оживленные разговоры. Но вскоре усталость взяла свое, и путники затихли. На станцию Тарусская приехали на рассвете. Удалось нанять подводу до села Маланьино, и часа через два друзья увидели высокую белую колокольню среди кустарников, а затем вскоре и большое село.
Волнение возросло. Каждый подумал, что, если есть церковь, значит, они не ошиблись в расшифровке письма Макшеева.
Улицы еще были пусты. Чтобы не привлекать к себе внимания, путники обошли село по окраине и подошли к церкви.
Инженер встал у южного ее угла и по компасу дал рукой направление на восток. Ваня взял конец заранее заготовленной им бечевки, длиной в двадцать два метра, и пошел в указанную сторону.
— Яма! Здесь яма!
Все бросились на крик. Ровно на расстоянии двадцати двух метров от угла, за кустарником, была видна большая яма, глубиной в два метра. Друзья остолбенели.
— Нас опередили!
— Кто же мог это сделать, когда?
— Опередили и очень ненамного, — с досадой произнес Званцев. — Вырытая земля совсем свежая, даже дожди не успели ее размыть…
— Вы никому, Ваня, не говорили о вашем открытии?
— Нет, ни одному человеку! Ведь я только позавчера расшифровал записку.
— Секрет, может быть, уже в руках врагов, — сказал Ткеша.
Все переглянулись. Только теперь стало ясно им все значение случившегося. Они стояли вокруг ямы, не будучи в силах отойти от нее. Деревенские ребята собрались поодаль и с любопытством глядели на них.
«Что же делать? Что делать?$1 — вертелось в уме каждого. Но делать было нечего, оставалось только вернуться в Москву.
— Ребята, — спросил Званцев, — был здесь недавно кто‑нибудь приезжий?
— Был, — ответил детский голос.
— Когда был? Давно?
— Да с неделю будет.
— Какой он из себя?
— А из себя он добрый, дал нам всем три рубля.
— Нет, не то, ну… вид у него какой? Высокий он или низкий? Как был одет?
— Высокий, одет в пальто, с бородой, — сказала девочка.
— Она все брешет, он был без бороды, — пробасил мальчик.
Званцев понял, что толку он не добьется, и прекратил расспросы.
Печально было возвращение наших друзей. Лил осенний дождь. Они молча шагали один за другим по грязной дороге.
На станции в ожидании поезда сели пить чай. В конце концов все порешили, что унывать не стоит.
— Мы сделали все возможное, — сказал Званцев. — Вернемся в Москву и обсудим с Андреем Васильевичем, что делать дальше.
На следующий день у Званцева состоялось совещание… Другов молча выслушал доклад инженера о неудачной поездке.
— Выходит, что вы трудились зря. Все потеряно!.. Но мы можем сделать последнюю попытку, — добавил он после небольшой паузы, — выяснить, не осталось ли каких‑нибудь бумаг у родных профессора. Я тут без вас навел кое–какие справки о Макшееве.
Профессор достал из кармана блокнот, посмотрел поверх очков на присутствующих и начал читать:
— «Макшеев Николай Власович, родился в Казани в 1871 году. В 1893 году он окончил Казанский университет по физико–математическому факультету, а через три года защитил диссертацию на тему „Методы определения температур звезд". В 1904 году Макшеев получил звание профессора и кафедру в Казанском университете. В 1918 году он переехал в Москву, где работал в Физическом институте, сначала с академиком Лазаревым, а затем самостоятельно. С 1930 года Макшеев был членом–корреспондентом Академии наук. Главнейшие его работы: „Основа аналитической оптики", „Волновая механика и теория квант", „Явления интерференции в катодных лучах". Последнее время профессор работал в области ультрафиолетовых лучей».
— Вот и все сведения, — сказал Другов. — Надо еще добавить, что из близких родственников Макшеева осталась в живых только его дочь, Елена Николаевна. Ее фамилия по мужу Савельева, и живет она в Москве. Я думаю, не лишнее было бы поговорить с ней. Поручим Ване узнать адрес Савельевой, и мы с Сергеем Ильичей побываем у нее. Может быть, что‑нибудь выясним!