Мантия снова сползла с оголенных плеч королевы, но она не стала кутаться в теплый мех, а продолжала стоять у окна, лишь слегка повернув голову в сторону своих поданных.
Вскоре зал опустел, и Елизавета осталась одна. Она ходила из одного конца комнаты в другой в тщетных попытках согреться и одновременно собраться с мыслями. Обещания, которые она так щедро раздавала, казались ей теперь не то, что трудновыполнимыми, они казались невыполнимыми вовсе.
– Что королевой во дворце, что узницей в темнице… Одна! – Елизавета прислонилась лбом к холодному камню. – О, нет. Я не позволю так просто согнать меня с трона!
Со всех сторон враги. Ей ли не знать этого? Ей ли не понимать, сколь хрупок мир на небольшом острове, в результате многочисленных интриг перешедшего в ее руки? Франция и Испания, главные враги английского трона, в предвкушении очередной игры. Елизавета будет прекрасным призом в случае выигрыша, невестой с чудесным приданным.
– Чтобы в этой игре выиграть мне, придется обвенчаться со своей страной. Ну что ж, чем голову на плаху, так лучше в одиночестве прожить остаток жизни, – Елизавета, стоя у окна, не могла оторвать взгляд от грязных вод Темзы. – Мужчины наивно надеются жениться на английском королевстве. О, если б ими двигала любовь! – она усмехнулась. – Но это чувство ими забыто, стерто из сердец. Любовь – удел простолюдина. Королеве не пристало надеяться на изъявление искренних чувств.
До королевы донесся шум с улицы. Народ праздновал ее восхождение на престол.
– Они радуются любому новому правителю, надеясь на то, что следующий будет лучше предыдущего, надеясь на мудрость того, кто стоит выше их, того, кто послан Богом, – Елизавета, замерзнув, встала и снова начала мерить шагами комнату. – Мечты о любви следует похоронить в Тауэре. Кто ж искренне полюбит королеву? – она вспомнила влюбленные глаза Роберта, и печальная улыбка на минуту озарила ее лицо. – Нет, служить любви теперь не мой удел.
В дверь постучали. Елизавета вздрогнула и обернулась на стук.
– Войдите, – произнесла она, и в комнате появился Роберт Дадли. – Я только что думала о тебе.
– И что, Бэт? Какие это были мысли? Надеюсь ничего плохого? – Роберт склонился к ее руке для поцелуя.
– Разве я могу думать о тебе плохо? Думала, на какую должность тебя назначить при дворе. Должность, которая была бы тебя достойна, – Елизавета посмотрела вокруг. – Ты видишь, я возвратилась обратно в Тауэр. Пусть я и королева, но все равно сижу в тюрьме.
– После Рождества ты сможешь въехать во дворец.
– Тауэр преследует меня, – королева вздохнула. – Как бы я хотела, чтобы эти дни прошли быстрее. Слишком много воспоминаний…
– Согласен. Когда я шел сюда, тоже не мог отделаться от ощущения, что снова попал в заточение, – Роберт подошел еще ближе. – Единственное, что всегда скрадывало мое пребывание здесь, это твое присутствие рядом.
– Не надо, Роберт, пустых слов. Мы оба знаем, нам не быть вместе.
– Почему? Ты разлюбила меня? Взойдя на трон, забыла былое увлечение? – Дадли смотрел ей прямо в глаза.
– Ты женат. А я стала королевой. Два этих факта не дают нам соединиться. Любовь тут не причем. И ты знаешь об этом не хуже меня.
– Я люблю тебя. И всегда буду любить, Бэт. Тебе никуда не деться от моей любви, будь ты хоть сто раз королевой, – он снова взял ее за руку. Елизавета чувствовала, как ей становится жарко. Казалось, с его прикосновениями холодный, равнодушный Тауэр теплеет. – О чем ты думала здесь одна, Бэт? Ведь не только о том, какую мне дать должность.
– Я думала о том, что теперь никогда не выйду замуж, – решительно произнесла она.
– Странное решение. К тебе будут свататься лучшие женихи. Тебя заставят сделать выбор в пользу Англии, – грустно сказал Роберт.
– Если делать выбор в пользу Англии, то нужно оставаться девственницей.
– Разве? – Дадли насмешливо приподнял одну бровь.
– Именно так. По крайней мере официально. Ступай Роберт. Я устала.
– Сегодня был тяжелый день, – кивнул он, – отдохни, моя королева, – он еще раз поцеловал ей руку, – другие дни будут не легче. Но помни, что я тебе сказал. На меня ты всегда можешь рассчитывать. На меня и мою любовь к тебе, Бэт.
Они стояли друг напротив друга. Ей было двадцать пять, ему двадцать шесть – практически ровесники. Он – темноволосый, с тонкими чертами лица, она – рыжая, с кожей цвета алебастра. У обоих – гордый взгляд красивых карих глаз, в которых навеки застыла ничем не смываемая печаль. Они не знали, что впереди у них целых тридцать лет, или всего лишь тридцать лет? Страданий, любви, преданности и долгих впустую прожитых дней врозь…