Когда Пинчбек похитила Шарлотту, она перестала набирать новых детишек. Она никогда не объясняла Феликсу, отчего так: не тот тип характера, чтобы оправдываться перед другими в каких бы то ни было своих действиях. Но Феликс и сам видел, что Шарлотта отличается от прочих детей. Изысканной манерой речи, манерами, здоровым цветом лица – она выглядела девочкой из высших слоёв общества, привыкшей высоко себя ценить. А кроме того, Шарлотта владела такими навыками, как завивка волос – Пинчбек это пришлось весьма по душе – и вышивание. Пинчбек опять же была довольна, что кто-то может так изысканно украсить её одежду. Ни один из бедных уличных сирот, которые до того доставались Пинчбек в рабы, не подходил настолько идеально на роль личной прислуги почтенной леди. Так что, удовлетворившись наличием Шарлотты, Пинчбек уже года три никого не похищала, и Феликс, можно сказать, выдохнул и расслабился.
В конце концов, их жизнь была не так уж и плоха. Пинчбек ведь заботилась о них – ну, в своём роде. И они хотя бы не голодали.
Отец Феликса был горьким пьяницей, которому было плевать на всё, кроме вина, и семьёй мальчика оставался только его братишка. А после того, как Айзек пропал, – какая разница, где находиться, дома или где угодно ещё? По крайней мере, разъезжая по свету в компании Пинчбек, он получал больше шансов отыскать пропавшего брата. К тому же у Феликса была Шарлотта – и его музыка, и даже довольно большая аудитория, желающая послушать его игру: ну да, эти самые спиритические сеансы. Он давно уже примирился со своей участью и находил в ней светлые стороны.
Но для Шарлотты всё обстояло иначе. Раньше у неё был настоящий дом, люди, которые о ней заботились. Хотя у них с Феликсом выдавались и хорошие дни, Шарлотта ни минуты не была счастлива в рабстве у Пинчбек. Феликс порой чувствовал, что разрывается надвое между своей госпожой и своей подругой.
А теперь ещё и этот новенький, Леандер! Его появление в их жизни грозило всё изменить, нарушить хрупкое равновесие. Шарлотта вообще была в ярости, мерила поляну сердитыми шагами, бормотала себе под нос.
– Нас не может быть трое! – в очередной раз выплюнула она. – Пинчбек не потянет сразу троих! Зачем он ей вообще сдался?
– Может, ради денег? – предположил Феликс, попутно собирая хворост для костра: незачем мёрзнуть в ожидании, если можно погреться. – Он ведь воришка. А у неё в последние дни не так уж много работы.
– Ну хорошо, она заставит его наворовать чего-нибудь, получит свои деньги, а дальше что? Она его уничтожит, как прочих? А вдруг она решит избавиться не от него, а от кого-нибудь другого? – Девочка понизила голос. – Нам-то с тобой отлично известно, что три – это слишком много! Вспомни, что стало с Розой!
Паника в голосе Шарлотты была как звук плохо натянутой скрипичной струны – нечто, что невозможно игнорировать. Тяжёлую ситуацию следовало преодолеть – и сделать это вместе, единой командой.
– Ну не можем же мы его просто бросить выкарабкиваться самому. Он уже тут, один из нас, значит, будем делать что можем. Вот я, например, пытаюсь его учить. И ты могла бы принести чуть больше пользы.
– Он всё равно не верит ни единому моему слову! Он безнадёжен.
Несмотря на резкость её слов и голоса, Феликс чувствовал, что она начинает смягчаться. Такой уж у Шарлотты характер: сперва спустить пар, а потом, подуспокоившись, начать думать головой. Феликс уже давно привык пережидать её приступы гнева, как рыбак пережидает шторм.
У Шарлотты ничего не вышло. Она проиграла.
С первого же мига, увидев, как Пинчбек беседует с мальчиком в каретном сарае, она поняла, что ведьма нацелилась его похитить. За пять лет в рабстве у этой чудовищной женщины Шарлотта неплохо изучила её образ мысли и действий. Она узнавала эти интонации, и сладкую улыбку, и подбадривающие слова, и все ужимки, скрывавшие её истинный облик: Шарлотта и сама когда-то попалась на эту удочку.