Ну, а Алексей?
Он так больше и не появился в моей жизни.
Первое время я еще могла ходить к его дому. Однажды даже набралась смелости и нажала кнопку звонка. Никто не вышел… Наверно, он, по примеру многих, покинул Россию. Откуда ему было знать, что глупая влюбленная девчонка вернулась в Полянск только за тем, чтобы быть с ним рядом?..
Однажды вечером в дверь громко забарабанили. Мы, испугавшись, посмотрели друг на друга и замерли в нерешительности, боясь подойти к двери. Но сделать нам это всё равно пришлось, потому что иначе дверь бы просто выломали.
В комнату вошло трое мужчин. Каждый из них имел какой-то атрибут, говоривший о том, что человек относит себя к новой власти. На одном были солдатские сапоги. Обладатель их выглядел суровым и неразговорчивым. Темная лохматая борода, закрывавшая верхние пуговицы шинели, смотрелась пугающей и делала похожим его хозяина на лесного разбойника из старых детских сказок. Бородатый сжимал в руках винтовку и косо поглядывал на нас. Второй – тощий, длинный, с самокруткой в зубах – курил, и от его предмета курения исходил едкий дым. Гертруда тут же закашлялась. Куряка только презрительно хмыкнул.
А третий был одет в кожаную куртку. Он выглядел совсем молодым, чуть больше двадцати, но, стараясь казаться старше своих лет, все время хмурился так, что брови на переносице почти сходились вместе. Как оказалось позднее, именно он был главным в этой группе.
– Мы проверяем, сколько человек живет в каждой комнате, – произнёс парень в куртке и осмотрел нас всех по очереди.
На мне его взгляд задержался дольше, и я испуганно сжалась. Новые люди власти вызывали у меня чувство паники и страха. Они были агрессивными, бесцеремонными и непредсказуемыми.
Однако тетушку смутить было сложнее, чем меня. Она очень спокойно стала объяснять:
– Нас живет здесь трое. Я, моя племянница и …Гертруда.
Слова «служанка, прислуга» были вычеркнуты из современного лексикона. Эксплуатация человека человеком отменена. Хотя я и в мыслях не думала о Гертруде как о человеке ниже нас по положению. Она нам была как родная: много лет Гертруда работала в доме тети, а последний год сблизил нас еще больше.
Парень снова посмотрел на меня. И спросил, обращаясь ко всем сразу:
– Кем вы работали до революции?
Тётя заговорила, он обернулся к ней.
– Я была директрисой в женской гимназии, которую вы закрыли за ненадобностью, а моя племянница работала там наставницей для девочек. Гертруда сидела дома, помогала по хозяйству.
Парень внимательно выслушал тетю, помолчал, потом снова перевел взгляд на меня. Я испугалась, что он сейчас рассердится, услышав такое прямое обвинение: «закрыли за ненадобностью». Но он ничего не сказал и, кажется, раздумывал о чём-то своём.
– Очень хорошо, – наконец произнес гость, которого не звали. – Революции нужны грамотные люди. Вы будете обучать рабочих читать и писать.
В его тоне звучал приказ, не предложение, не просьба.
– Что?! – переспросила в недоумении тетя. – Что вы имеете в виду?
– Мы организовываем вечерние занятия для взрослых. Вы и ваша племянница будут учить рабочих и солдат грамоте.
– Но… где?
– Об этом не беспокойтесь. Помещение я вам подыщу. – Он снова взглянул на меня, а я торопливо опустила глаза. – Думаю, занятия начнутся через неделю…
Но он вернулся уже через два дня. Вошел решительно. Долгим взглядом посмотрел в мою сторону, чем поверг меня в очередной испуг. Потом повернулся к тете.
– Все готово, – объявил он. – Заниматься будете в церкви.
– В церкви? – поразилась Гертруда; она была очень набожная. – Как же можно в церкви? – конечно, ей показалось, что это неправильно: расположить школу для рабочих в храме.