– Видишь, Сашенька, чем приходится заниматься. Людей не хватает!
Потом он закричал, повернувшись к арестованным.
– Эй, остановились!
Я попыталась выдавить улыбку и одновременно ногтями удержаться, цепляясь за стену, из последних сил стремясь преодолеть всё нараставшую слабость. Но потемнело в глазах…
Последнее, что я услышала, было восклицание Антона:
– Саша, что с тобой?
И все. Снова мелькнул забор в темноте, одинокий фонарь, лежавшая на земле Лайла в красивой кружевной юбке…
Затем наступила ночь, черная ночь…
Сознание ко мне возвращалось медленно. Как будто издалека, я услышала знакомые голоса:
– К сожалению, это уже с ней не в первый раз. Не знаю, что и подумать. Несколько дней назад она увидела расстрелянных и тоже упала в обморок, – звучал голос тети.
– Ой, деточка наша! – причитала Гертруда.
– Да, – протянул голос Антона, и я остро почувствовала, как ему тяжело сейчас. Как будто камень лежит на душе моего бывшего жениха.
«Неужели он так искренне за меня переживает?» – мой мозг с трудом сформулировал мысль.
Я с трудом открыла глаза – веки были тяжелыми и не хотели подниматься.
– Она очнулась! – радостно известила Гертруда.
Тут я увидела сразу три головы, склонившиеся надо мной. Так как круг моего зрения был еще узок, головы напоминали Змея Горыныча – всё, что дальше – шеи, туловища, – находились в тумане. Все три головы мне были хорошо знакомы. Поэтому я счастливо улыбнулась.
– Девочка моя, как ты себя чувствуешь? – спросила тетя.
– По-видимому, не так плохо, раз улыбается, – ответил за меня Антон, и в голосе его почувствовалась горчинка.
Похоже было, что он не только переживал, но еще и злился на меня. За что?
Но в следующий момент я вспомнила: Антон с винтовкой, красноармейцы, Матвей…
Мне захотелось все объяснить, но, к счастью, я не смогла вымолвить ни слова. Почему "к счастью"? Да потому, что через несколько минут узнала следующее. Когда я потеряла сознание и начала падать, Антон бросился ко мне, чтобы не дать свалиться и разбить голову о каменную мостовую. А все его пленники тут же разбежались. Руки у них связаны не были – они просто держали их за спиной. Так что им не составило труда удрать…
Поневоле, но мой обморок спас Матвея от расстрела. Надеюсь, что спас…
Между тем, Антон наклонился ко мне. Я увидела, как он бледен и очень взволнован. Он прошептал:
– Саша, ты не нарочно упала?
– Ну, что вы такое говорите, Антон? – возмутилась тетя.
Антон выпрямился.
– Простите. Просто меня ждут большие неприятности… Я пойду, пожалуй.
Он исчез из моей зоны видимости, я услышала тихое «до свидания», а потом звук отрывшейся и закрывшейся двери.
– Тетя, я хочу пить, – попросила я, почувствовав, что в горле сухо, как во время знойного дня.
– Сейчас, дорогая.
– Я сама, – опередила ее Гертруда.
Было слышно, как забренчала посуда.
– Что случилось, тетя?
– Ты опять упала в обморок. Что ты такое увидела?
– Там Матвея вели, на расстрел. И мне стало страшно. Я, как наяву, увидела снова Лайлу… Ты помнишь?… В той ее красивой юбке с кружевами…
Я прижала ладони к вискам, которые больно отреагировали на ярко нахлынувшие воспоминания.
Тетя вздохнула.
– Теперь я понимаю, почему твой Антон был белее снега. Похоже, он бросился к тебе, и все разбежались.
– Ты это точно знаешь?!
– Нет. Просто предполагаю. Ведь почему-то Антон расстроен…
Я попыталась сесть, тетя помогла мне. Тут и Гертруда принесла воду.
– Узнаем ли мы когда-нибудь, как всё закончилось? – задумчиво произнесла я. – Как я устала от этой войны! Как мне хочется к мамочке, папочке, Никитке! – и я зашмыгала носом.
Гертруда торопливо сунула мне воду в чашке. Я стала пить, и зубы начали выстукивать дробь о фаянсовые края.
Тетя вдруг произнесла очень серьезно:
– Саша! Никогда никому не говори, что ты видела среди тех людей Матвея. Это очень опасно!
– Не волнуйся, тетя. Я это понимаю, – и прижалась к ней.
Она обхватила меня за плечи. И мы замерли на несколько минут: я по-прежнему сидела на кровати, тетя стояла рядом, крепко обнимая меня.
Подошла Гертруда. Обхватила одной рукой тетины плечи, другой – мои, тихо всхлипнула, и этим как будто дала команду и нам. Мы все бесшумно заплакали от безысходности, которая случилась в нашей жизни и в жизни страны. Как плохая сказка: много испытаний у героев, а конец все равно несчастливый…
Вечером мы втроем уселись на кровать и долго шептались. Вслух по-прежнему опасались говорить. Кто знает этих соседей: вчера они были за красных, а сегодня – может, за белых.